История шведского ядерного образования началась примерно 40 лет назад. Но тогда ядерные специальности изучались на факультете гражданского строительства. В 2006 году правительство Швеции приняло решение о переходе на болонскую систему. После этого мы стали готовить магистров по направлению «Строительство объектов использования атомной энергии». Обычно к нам приходят бакалавры — физики или энергетики.

Открывая магистратуру, мы считали, что у нас будет 20–25 студентов в год, а сейчас их больше 40. Образовательная программа стала международной, потому что наш Королевский институт поставил себе целью получить больший рейтинг, чем у ведущих англосаксонских университетов. Шведских студентов у нас лишь одна треть, остальные — иностранцы. Однако большинство наших выпускников, даже те, которые приехали из-за рубежа, находят работу в Швеции. Эта тенденция не касается выпускников из Китая. Они уезжают на родину, так как там бурно развивается ядерная энергетика.

В этом году я впервые услышал, что одному успешному выпускнику оказалось сложно найти хорошую работу; я думаю, дело в том, что компания Vattenfall сделала очень неудачные шаги в последние годы и потеряла много миллиардов крон. Кроме того, сказывается политическая неопределенность. Примерно шесть-семь лет назад наше правительство решило, что в Швеции нужно развивать ядерную энергетику. Но три года назад к власти пришло новое правительство и заявило, что ядерную энергетику развивать не нужно.

И все равно 30–40 выпускников ежегодно востребованы в стране. При этом магистрам легче найти работу, чем инженерам. Ну, кроме, может быть, биотехнологической сферы. Именно поэтому у нас всегда большой конкурс. В среднем мы берем 40 студентов примерно из 250 абитуриентов.
Самый маленький конкурс у нас был в 1990-х годах. Сказались последствия аварии на Чернобыльской АЭС. Сейчас это позади. Репутация у нашего вуза очень хорошая, нам никто не мешает развиваться, вне зависимости от политической ситуации в стране.

У нас есть поддержка со стороны ядерной промышленности, которая щедро финансирует ученых. Эта система работает уже 25 лет. Промышленность поняла, что государство не отвечает за развитие системы обучения для зрелых отраслей. Это специфика не только ядерного образования. Я бы сказал, эта ситуация характерна для шведской промышленности в целом. Например, деревообрабатывающие предприятия пошли по нашему пути: они сотрудничают с университетами.
Хочу подчеркнуть, что отрасль выделяет нам довольно большие деньги, а как их потратить — решают ученые.

Финансирование ядерного инженерного образования на 35 % обеспечивается за счет средств промышленности. Сюда входит и финансирование со стороны регулирующего органа — SSM. 60 % — государственные средства. Остальные 5 % — деньги Евросоюза.

Мы наладили контакты с иностранными университетами. Некоторые из наших студентов по выбору один год учатся в нашем университете, второй год — в зарубежном. После этого они получают два диплома. Такой договор у нас заключен, например, с Парижским консорциумом технологических университетов ENSTA. Если наши студенты хотят заняться вопросами обращения с ОЯТ, мы предлагаем им совместную программу с Институтом ядерных материалов в Гренобле.

Обучение идет на английском. Даже французы делают доклады по-английски. В принципе, английский язык в Швеции — почти второй народный язык. Наш ректор, по-моему, 10–12 лет назад принял решение, что обучение магистров будет идти на английском. В принципе, в нашем институте почти все образование выше бакалавра — на английском. Получается, что мы включились в процесс глобализации.

У Королевского технологического института есть договоры о сотрудничестве с университетом «Синьхуа», который расположен в Пекине, с Корейским институтом передовых технологий (KAIST) и с Иллинойским университетом (University of Illinoys Urbana Champagne, UIUC).

Все эти соглашения позволяют нашим студентам получить сразу два диплома магистра: Королевского технологического института Швеции и какого-либо из перечисленных вузов.

Вацлав Гудовски родился 20 сентября 1951 года в Кракове. В 1983 году защитил кандидатскую диссертацию в Технологическом университете Кракова.

В основу диссертации лег опыт участия в проектировании импульсного быстрого исследовательского реактора ИБР-2, который в настоящее время эксплуатируется в подмосковной Дубне.

С 1999 года — профессор Королевского технологического института в Стокгольме. До 2006 года был координатором европейского проекта «Влияние трансмутации и снижения объемов РАО на геологические хранилища ядерных отходов — Красное влияние» (Impact of Transmutation and Reduction of Waste on Geological Waste Repository — RED-IMPACT).

В 2006–2011 годах занимал должность заместителя исполнительного директора Международного научно-технического центра в Москве. С 2011 года — директор магистратуры по направлению «Ядерно-энергетические технологии» в Королевском технологическом институте, Стокгольм.

Член Шведской королевской академии инженерных наук, заслуженный профессор Института современной физики в Ланьчжо, Китай. Женат, имеет троих взрослых детей.

Автор более 100 научных работ в области ядерных технологий, ядерных данных и физики твердого тела.

Одна из особенностей Королевского технологического института — большая свобода профессорско-преподавательского состава при составлении программы обучения. Конечно, у нас централизованное управление. Но инициатива снизу имеет определяющее значение. Например, я могу разработать какую-либо программу обучения, подать ее на подпись ректору — и он, скорее всего, сразу утвердит ее. Бюрократии минимум. Кстати, в отличие от российских вузов. Говорю это на основании собственного опыта. В 2016 году я приглашал российских студентов для участия в одном из наших обучающих семинаров, и бумажной волокиты было очень много.

Шведская модель ядерного образования заключается в том, что мы основное внимание уделяем пониманию сути инженерных проблем, которые встречаются в ядерно-энергетической сфере. Главное — чтобы наши выпускники понимали, в чем суть ядерной энергетики. Например, мы не вдаемся слишком глубоко в детали, но пытаемся объяснить, что такое ядерная и радиационная безопасность. А узкоспециализированные вопросы студенты изучают самостоятельно, когда поймут, что их интересует та или иная сфера.

Например, у нас очень хорошие курсы по обращению с ОЯТ. Я думаю, что будущее, конечно, за быстрыми реакторами, но сейчас надо решать проблемы накопления ОЯТ. Мы приводим в качестве примера шведское решение — создание геологических хранилищ. Или, например, мы направляем студентов на трехдневные практические курсы по работе на исследовательском реакторе во Франции. То есть наши выпускники имеют некоторые практические навыки.

Я думаю, что ядерные технологии в Швеции будут развиваться только в университетах. После того как правительство с подачи «зеленых» приняло решение об отказе от строительства новых АЭС, никто всерьез не видит краткосрочных перспектив для ядерного бизнеса. Но вы не забывайте, что 26 лет в Швеции действовал закон, который запрещал развитие ядерных технологий для использования внутри страны. Целых 26 лет! И я лично работал со шведским парламентом в течение 15 лет, пытаясь их убедить, что этот закон смысла не имеет. В конце концов он был отменен.

Сейчас в Швеции основное направление ядерной тематики — разработка специальных материалов. Причем не только для перспективных технологий, но и для действующих легководных реакторов. Я имею в виду сплавы с оксидно-дисперсным упрочнением (Oxide dispersion strengthened alloys, ODS). Они менее подвержены коррозии и лучше выдерживают высокотемпературные напряжения. Сейчас в Швеции идут эффективные экспериментальные исследования таких материалов.

Но строить новые реакторы в стране пока никто не собирается. Хотя без таких объектов не будет развития отрасли. Причины такой ситуации не только в политике, но и в экономике. Сейчас период низких цен на электроэнергию.
Конечно, шведская инженерная школа реакторостроения практически умерла.
Последним ее представителям уже по 90 лет.

Хотя — вы, наверное, об этом знаете — Швеция — одна из немногих стран мира, сумевших создать собственную реакторную технологию. У нас был успешный проект производства энергоблоков с кипящим реактором. Несколько реакторов было продано в ряд стран, включая Финляндию. Два таких энергоблока работают на АЭС «Олкилуото».

Последняя разработка шведских инженеров — реактор PIUS, спроектированный на основе принципа внутренне присущей безопасности. Такие реакторы планировали строить рядом с малонаселенными городками — около 100 тыс. человек, чтобы обеспечивать их теплом и электроэнергией. PIUS удалось продать в Италию в начале 1986 года. Но после чернобыльской аварии проект был остановлен.

Поддерживать компетенции в проектировании и строительстве реакторов невозможно без реальных проектов. В Европе в то время не строилось ни одной АЭС. И эта тенденция продлилась 20 лет. Все это привело к тому, что в 1990-х годах компания ABB отказалась от развития ядерно-энергетического направления в бизнесе.

Сейчас в Швеции антиядерная истерия уже прошла. Молодое поколение практически не поднимает эту тему. Я думаю, что люди начинают понимать: романтизм возобновляемых источников энергии тоже дорого нам обойдется. Я полагаю, что ядерную энергетику сегодня поддерживают не менее 55 % населения Швеции. Если бы сегодня провели референдум, 55–60 % высказались бы за ее развитие.

Я вам скажу очень просто: у нас нет выхода, нет решения вопросов энергообеспечения без ядерной энергетики. Швеция вернется к развитию ядерной энергетики уже через пять лет.

И мы, преподаватели Королевского технологического института, готовимся к этому уже сейчас. Нам удается поддерживать высокий уровень качества ядерного образования. В 2014 году правительство Швеции оценивало систему обучения по всей стране. И наша ядерная программа вошла в пятерку лучших.