Тренды: октябрь 2016
Смена приоритетов GE-Hitachi, эйфория вокруг малых реакторов, перспективы Парижского соглашения по климату, последние успехи Росатома в Индии и Иране, сокращение атомной энергетики «по-французски» и проблемы вывода из эксплуатации закрытых советских реакторов в Восточной Европе – в этом новостном потоке наш аналитик Ингард Шульга читает между строк.
КЛИМАТ
Парижское соглашение: старые вопросы остаются без ответа
В начале ноября вступит в силу Парижское соглашение по изменению климата. Документ, подписанный в декабре прошлого года почти всеми государствами мира, предусматривает принятие мер, которые позволят удержать до конца нынешнего столетия повышение глобальной средней температуры в пределах 1,5–2,0 °C по сравнению с доиндустриальной эпохой.
При этом в сравнении с началом взрывной индустриализации (вторая половина XIX века) глобальная температура уже поднялась примерно на 1,0 °C, так что Парижское соглашение фактически предполагает потепление до 2100 года не более чем на 0,5–1,0 °C по сравнению с сегодняшним уровнем.
Меры по стабилизации климата, которые принимались с начала 1990-х годов на международном и национальных уровнях, способствовали созданию новых рыночных ниш в энергетике и энергомашиностроении — в этих отраслях возник настоящий инвестиционный бум. Однако из основных мер такого рода хорошо выполнялись лишь две: развитие распределенных ВИЭ и внедрение электромобилей.
Другие меры, такие как сокращение угольной генерации, оснащение тепловых электростанций на органическом топливе системами улавливания и утилизации выбросов, рост ядерной генерации, масштабов энергосбережения и применения биотоплива, развитие рынка прав на эмиссию, в целом отставали от запланированных масштабов.
«Антиэмиссионная» политика мало сделала для достижения своей основной цели — стабилизации климата, но в то же время оказывала сдерживающее влияние на эффективность электроэнергетики и способствовала росту издержек и стоимости электроэнергии для потребителей во многих странах, из-за огромных субсидий распределенным ВИЭ (порядка $100 млрд в год глобально), которые технически и экономически все еще остаются менее эффективными, чем другие виды генерации.
При этом в сравнении с началом взрывной индустриализации (вторая половина XIX века) глобальная температура уже поднялась примерно на 1,0 °C, так что Парижское соглашение фактически предполагает потепление до 2100 года не более чем на 0,5–1,0 °C по сравнению с сегодняшним уровнем.
Меры по стабилизации климата, которые принимались с начала 1990-х годов на международном и национальных уровнях, способствовали созданию новых рыночных ниш в энергетике и энергомашиностроении — в этих отраслях возник настоящий инвестиционный бум. Однако из основных мер такого рода хорошо выполнялись лишь две: развитие распределенных ВИЭ и внедрение электромобилей.
Другие меры, такие как сокращение угольной генерации, оснащение тепловых электростанций на органическом топливе системами улавливания и утилизации выбросов, рост ядерной генерации, масштабов энергосбережения и применения биотоплива, развитие рынка прав на эмиссию, в целом отставали от запланированных масштабов.
«Антиэмиссионная» политика мало сделала для достижения своей основной цели — стабилизации климата, но в то же время оказывала сдерживающее влияние на эффективность электроэнергетики и способствовала росту издержек и стоимости электроэнергии для потребителей во многих странах, из-за огромных субсидий распределенным ВИЭ (порядка $100 млрд в год глобально), которые технически и экономически все еще остаются менее эффективными, чем другие виды генерации.
По оценкам Мирового энергетического агентства, с начала 1970-х годов парниковая эмиссия в энергетике уменьшилась всего на ~7 %, из них лишь ~1 % обеспечили все меры климатической политики, принятые за последнюю четверть века. Главным же фактором снижения парниковых выбросов стало подорожание углеводородов.
Пока тенденция роста эмиссии не преодолена, более того, перелома не просматривается и на уровне планов на обозримое будущее, что иллюстрирует, например, подготовленный к Парижской конференции доклад о совокупном воздействии на климат стран, присоединившихся к Рамочной конвенции ООН об изменении климата.
Согласно докладу, если оценить суммарный эффект предлагаемых каждой страной мер снижения парниковых выбросов, глобальная эмиссия все равно увеличится на 37–52 % к 2030 году по сравнению с 1990 годом, хотя темпы роста замедлятся примерно вдвое по отношению к началу текущего десятилетия. Чтобы удержать к концу нынешнего века глобальную температуру в заданных жестких рамках, необходимо переломить тенденцию роста эмиссии, добившись ее снижения с 2020-х годов, что требует от государств дальнейшего последовательного ужесточения климатической политики.
Есть ли основания думать, что результаты Парижского соглашения будут чем-то принципиально отличаться от результатов предыдущих договоренностей? В целом можно ожидать роста эффективности климатической политики, учитывая ее ужесточение в ряде крупнейших стран — эмитентов парниковых газов, развитие технологий и начавшееся исправление ошибок, допущенных некоторыми государствами в расстановке антиэмиссионных приоритетов.
Однако есть и серьезные факторы, препятствующие достижению целей Парижского соглашения. Главный из них состоит в том, что государства, как и прежде, договорились об общей цели, но не согласовали обязательные для всех средства. Большинство стран мира и Евросоюз имеют свои представления о способах снижения эмиссии и соотношении разных мер. А значит, их результативность зависит от того, насколько удачной будет совокупность произвольных решений государств с крупнейшими парниковыми выбросами. До сих пор такой принцип работал плохо.
Похожие неопределенные следствия Парижское соглашения имеет и для ядерной энергетики. Хотя представители атомной отрасли не устают доказывать, что цели консервации климата недостижимы без расширения ядерной генерации и учета ее специфики в моделях рынков электроэнергии, это по-прежнему остается лишь частным мнением, но не оценкой, признанной на уровне международных обязательств и воплощенной в законодательствах большинства стран.
Пока тенденция роста эмиссии не преодолена, более того, перелома не просматривается и на уровне планов на обозримое будущее, что иллюстрирует, например, подготовленный к Парижской конференции доклад о совокупном воздействии на климат стран, присоединившихся к Рамочной конвенции ООН об изменении климата.
Согласно докладу, если оценить суммарный эффект предлагаемых каждой страной мер снижения парниковых выбросов, глобальная эмиссия все равно увеличится на 37–52 % к 2030 году по сравнению с 1990 годом, хотя темпы роста замедлятся примерно вдвое по отношению к началу текущего десятилетия. Чтобы удержать к концу нынешнего века глобальную температуру в заданных жестких рамках, необходимо переломить тенденцию роста эмиссии, добившись ее снижения с 2020-х годов, что требует от государств дальнейшего последовательного ужесточения климатической политики.
Есть ли основания думать, что результаты Парижского соглашения будут чем-то принципиально отличаться от результатов предыдущих договоренностей? В целом можно ожидать роста эффективности климатической политики, учитывая ее ужесточение в ряде крупнейших стран — эмитентов парниковых газов, развитие технологий и начавшееся исправление ошибок, допущенных некоторыми государствами в расстановке антиэмиссионных приоритетов.
Однако есть и серьезные факторы, препятствующие достижению целей Парижского соглашения. Главный из них состоит в том, что государства, как и прежде, договорились об общей цели, но не согласовали обязательные для всех средства. Большинство стран мира и Евросоюз имеют свои представления о способах снижения эмиссии и соотношении разных мер. А значит, их результативность зависит от того, насколько удачной будет совокупность произвольных решений государств с крупнейшими парниковыми выбросами. До сих пор такой принцип работал плохо.
Похожие неопределенные следствия Парижское соглашения имеет и для ядерной энергетики. Хотя представители атомной отрасли не устают доказывать, что цели консервации климата недостижимы без расширения ядерной генерации и учета ее специфики в моделях рынков электроэнергии, это по-прежнему остается лишь частным мнением, но не оценкой, признанной на уровне международных обязательств и воплощенной в законодательствах большинства стран.
ТЕХНОЛОГИИ
GE-Hitachi меняет приоритеты на «некипящих» рынках
Как известно, американо-японский альянс специализируется прежде всего на кипящих технологиях, включая поставку реакторов, их обслуживание и модернизацию, фабрикацию топлива через свои структуры в США, Испании, Японии. В то же время у объединения GE и Hitachi имеются интересы и в других сегментах атомного рынка, например, в нишах быстрых и тяжеловодных реакторов, а также обогащения урана. Но в последнее время появились признаки смены некоторых акцентов рыночной стратегии.
Несколько месяцев назад неожиданно для многих возникла перспектива прорыва российской компании «ТВЭЛ» на рынок топлива PWR в США: в мае компания из РФ и Global Nuclear Fuel-Americas LLC (GNF-A; контролируется GE и Hitachi, миноритарный пакет у Toshiba) объявили о создании альянса для продвижения на американском рынке российской разработки — топлива ТВС-Квадрат для западных реакторов PWR.
Дальнейшие события (в частности, договоренность ТВЭЛ об опытно-промышленной обкатке ТВС-К в реакторе американской АЭС, а также переговоры в Москве первых лиц GE-Hitachi Nuclear Energy (GEH), Росатома и GNF-A) свидетельствуют о том, что дело не ограничилось абстрактными меморандумами и принимает вполне практический оборот.
Между тем, если обратить внимание на новейшую активность альянса GE и Hitachi на нетрадиционных для него рынках, то можно предположить, что компания задалась целью начать экспансию в нише технологий PWR, отказавшись от ряда других направлений. Освоение производства топлива для этих реакторов (а именно это предусматривают договоренности с ТВЭЛ) смотрится вполне органичным продолжением недавнего проникновения GEH на рынок обслуживания реакторов PWR: за несколько месяцев до соглашения с Росатомом компания осуществила свой первый ППР на энергоблоке с водой под давлением — на АЭС «Джинна», принадлежащей Exelon. Похоже, в перспективе GEH намерена претендовать на кусок американского атомного пирога, который пока делят Westinghouse, Areva и ряд других компаний.
Проявляя необычный для нее интерес к рынку PWR, GE-Hitachi в то же время выходит из бизнеса, связанного с тяжеловодными реакторами: альянс намерен до конца текущего года продать американской BWXT свою канадскую компанию GE Hitachi Nuclear Energy Canada (GEH-C). Последняя сегодня является единственным конкурентом Cameco на канадском рынке ядерного топлива, а также поставляет компоненты для реакторов Candu, необходимые в том числе для их строительства, модернизации и капремонта.
Следует также вспомнить, что весной нынешнего года было объявлено о намерении GEH выйти из проекта создания в США промышленной технологии обогащения урана с помощью лазера. Практически синхронная активизация на рынке PWR и выход из ряда других значимых проектов свидетельствуют о перегруппировке GE-Hitachi во второстепенных для нее бизнес-нишах.
Несколько месяцев назад неожиданно для многих возникла перспектива прорыва российской компании «ТВЭЛ» на рынок топлива PWR в США: в мае компания из РФ и Global Nuclear Fuel-Americas LLC (GNF-A; контролируется GE и Hitachi, миноритарный пакет у Toshiba) объявили о создании альянса для продвижения на американском рынке российской разработки — топлива ТВС-Квадрат для западных реакторов PWR.
Дальнейшие события (в частности, договоренность ТВЭЛ об опытно-промышленной обкатке ТВС-К в реакторе американской АЭС, а также переговоры в Москве первых лиц GE-Hitachi Nuclear Energy (GEH), Росатома и GNF-A) свидетельствуют о том, что дело не ограничилось абстрактными меморандумами и принимает вполне практический оборот.
Между тем, если обратить внимание на новейшую активность альянса GE и Hitachi на нетрадиционных для него рынках, то можно предположить, что компания задалась целью начать экспансию в нише технологий PWR, отказавшись от ряда других направлений. Освоение производства топлива для этих реакторов (а именно это предусматривают договоренности с ТВЭЛ) смотрится вполне органичным продолжением недавнего проникновения GEH на рынок обслуживания реакторов PWR: за несколько месяцев до соглашения с Росатомом компания осуществила свой первый ППР на энергоблоке с водой под давлением — на АЭС «Джинна», принадлежащей Exelon. Похоже, в перспективе GEH намерена претендовать на кусок американского атомного пирога, который пока делят Westinghouse, Areva и ряд других компаний.
Проявляя необычный для нее интерес к рынку PWR, GE-Hitachi в то же время выходит из бизнеса, связанного с тяжеловодными реакторами: альянс намерен до конца текущего года продать американской BWXT свою канадскую компанию GE Hitachi Nuclear Energy Canada (GEH-C). Последняя сегодня является единственным конкурентом Cameco на канадском рынке ядерного топлива, а также поставляет компоненты для реакторов Candu, необходимые в том числе для их строительства, модернизации и капремонта.
Следует также вспомнить, что весной нынешнего года было объявлено о намерении GEH выйти из проекта создания в США промышленной технологии обогащения урана с помощью лазера. Практически синхронная активизация на рынке PWR и выход из ряда других значимых проектов свидетельствуют о перегруппировке GE-Hitachi во второстепенных для нее бизнес-нишах.
БЭКЕНД
Вывод из эксплуатации ряда советских ядерных энергоблоков в Восточной Европе осложняется
Как следует из доклада Европейской счетной палаты, опубликованного в конце сентября, страны Восточной Европы неудовлетворительно исполняют обязательства по выводу из эксплуатации некоторых закрытых советских ядерных энергоблоков. Строительство и пуск большинства объектов, предусмотренных проектами вывода из эксплуатации, отстают от планов, а завершение вывода откладывается на сроки до девяти лет.
Демонтаж оборудования, зданий и сооружений затрагивает прежде всего неядерную часть, а изменения в ядерном острове в ряде случаев до сих пор носят обратимый характер. В рамках проектов осуществляется преимущественно освоение денег, выделенных Евросоюзом, тогда как государственные структуры рассматриваемых стран по существу уклоняются от выполнения своей доли обязательств по финансированию ряда проектов в полном объеме. В результате разрыв между необходимыми и осуществленными затратами на проекты вывода растет и составил уже около 1,7 млрд евро.
Следует напомнить, что одним из условий вступления Болгарии, Словакии и Литвы в Евросоюз было досрочное закрытие энергоблоков советской конструкции, не отвечающих требованиям безопасности ЕС и не поддающихся, по оценке Евросоюза, модернизации до необходимого уровня. К ним относятся блоки с реакторами РБМК-1500 (два — на Игналинской АЭС в Литве), а также ВВЭР-440 проекта В-230 (четыре — на АЭС «Козлодуй» в Болгарии и два — на АЭС «Богунице-V1» в Словакии; пять аналогичных, некогда работавших блоков на территории Германии в программу не включались).
Демонтаж оборудования, зданий и сооружений затрагивает прежде всего неядерную часть, а изменения в ядерном острове в ряде случаев до сих пор носят обратимый характер. В рамках проектов осуществляется преимущественно освоение денег, выделенных Евросоюзом, тогда как государственные структуры рассматриваемых стран по существу уклоняются от выполнения своей доли обязательств по финансированию ряда проектов в полном объеме. В результате разрыв между необходимыми и осуществленными затратами на проекты вывода растет и составил уже около 1,7 млрд евро.
Следует напомнить, что одним из условий вступления Болгарии, Словакии и Литвы в Евросоюз было досрочное закрытие энергоблоков советской конструкции, не отвечающих требованиям безопасности ЕС и не поддающихся, по оценке Евросоюза, модернизации до необходимого уровня. К ним относятся блоки с реакторами РБМК-1500 (два — на Игналинской АЭС в Литве), а также ВВЭР-440 проекта В-230 (четыре — на АЭС «Козлодуй» в Болгарии и два — на АЭС «Богунице-V1» в Словакии; пять аналогичных, некогда работавших блоков на территории Германии в программу не включались).
Погрузка-выгрузка установки струйно-абразивной дезактивации на площадке АЭС «Богунице», Словакия
(Фото: JAVYS)
(Фото: JAVYS)
Для вывода из эксплуатации этих объектов, закрытых с 2002 по 2009 год, потребуется, по последним оценкам Европейской счетной палаты, 11,4 млрд евро, примерно половину из которых составят расходы на захоронение ОЯТ и ВАО. Суммарный финансовый вклад Евросоюза в 1999–2020 годах оценивается в 3,8 млрд евро. В следующем десятилетии ЕС планирует прекратить финансовую помощь и рассчитывает, что Литва, Болгария и Словакия активизируют собственные источники финансирования.
Однако до сих пор призывы Брюсселя сделать это не увенчались особым успехом: положение осложняется, что следует из сравнения с данными аналогичного доклада Европейской счетной палаты, выпущенного в 2011 году.
Наилучшие шансы нормализовать ситуацию имеет Словакия — за счет меньшего масштаба проблемы и незначительности нестыковок в финансировании. Хуже всего обстоит дело в Литве, на которую приходится свыше 90 % объема накопленного недофинансирования проектов (около 1,6 млрд евро). Обязательства, взятые перед ЕС, некогда позволили Вильнюсу реализовать свою внешнеполитическую стратегию, но для энергетики страны обернулись двойным ударом.
Создав значительный дефицит мощности (до 70 % в первые годы после закрытия второго блока АЭС), эти обязательства требуют огромных, в масштабе этого государства, финансовых ресурсов. Дефицит средств, в свою очередь, мешает Литве реализовать план строительства новой АЭС, вынашиваемый многие годы.
Однако до сих пор призывы Брюсселя сделать это не увенчались особым успехом: положение осложняется, что следует из сравнения с данными аналогичного доклада Европейской счетной палаты, выпущенного в 2011 году.
Наилучшие шансы нормализовать ситуацию имеет Словакия — за счет меньшего масштаба проблемы и незначительности нестыковок в финансировании. Хуже всего обстоит дело в Литве, на которую приходится свыше 90 % объема накопленного недофинансирования проектов (около 1,6 млрд евро). Обязательства, взятые перед ЕС, некогда позволили Вильнюсу реализовать свою внешнеполитическую стратегию, но для энергетики страны обернулись двойным ударом.
Создав значительный дефицит мощности (до 70 % в первые годы после закрытия второго блока АЭС), эти обязательства требуют огромных, в масштабе этого государства, финансовых ресурсов. Дефицит средств, в свою очередь, мешает Литве реализовать план строительства новой АЭС, вынашиваемый многие годы.
КОНКУРЕНЦИЯ
Росатом удерживает позиции на недавно открытых для конкуренции рынках
Начало строительства в сентябре — октябре новых блоков российской конструкции в Индии и Иране особенно примечательно в одном аспекте: Россия пришла на атомные рынки данных стран, когда эти рынки находилась в полной международной изоляции. Снятие международным сообществом запрета на сотрудничество в атомной сфере с обоими государствами (в конце 2000-х годов — с Индией и в 2016 году — с Ираном) радикально изменило конкурентную ситуацию: многие глобальные поставщики готовятся к освоению этих рынков, которые прежде ими даже не рассматривались. Логично было ожидать, что появление конкуренции осложнит для Росатома получение новых заказов на внедрение своих технологий.
На деле, однако, происходит иное: отрыв российского атомного монополиста от конкурентов пока только увеличился. В Индии официально стартовало строительство 3-го и 4-го блоков, в Иране — 2-го и 3-го; другие же игроки пока не приступили ни к одной стройке. Они, разумеется, тоже не стоят на месте: например, есть признаки продвижения проектов Westinghouse и Areva (в будущем EDF) в Индии, китайских компаний — в Иране.
Но ведь и Росатом не ограничивается только что начатыми стройками: обсуждаются следующие проекты в Иране, а в Индии, как было объявлено в середине октября в ходе встречи в Гоа президента РФ Владимира Путина и премьер-министра Индии Нарендры Моди, до конца года будут подписаны соглашения, предусматривающие сооружение 5-го и 6-го блоков АЭС «Куданкулам». Значит, Росатом заходит на эти рынки «по третьему кругу». И если следующая стройка начнется раньше, чем у других поставщиков, это уже никак нельзя будет объяснить «форой», полученной Россией в годы ядерного затворничества Нью-Дели и Тегерана.
На деле, однако, происходит иное: отрыв российского атомного монополиста от конкурентов пока только увеличился. В Индии официально стартовало строительство 3-го и 4-го блоков, в Иране — 2-го и 3-го; другие же игроки пока не приступили ни к одной стройке. Они, разумеется, тоже не стоят на месте: например, есть признаки продвижения проектов Westinghouse и Areva (в будущем EDF) в Индии, китайских компаний — в Иране.
Но ведь и Росатом не ограничивается только что начатыми стройками: обсуждаются следующие проекты в Иране, а в Индии, как было объявлено в середине октября в ходе встречи в Гоа президента РФ Владимира Путина и премьер-министра Индии Нарендры Моди, до конца года будут подписаны соглашения, предусматривающие сооружение 5-го и 6-го блоков АЭС «Куданкулам». Значит, Росатом заходит на эти рынки «по третьему кругу». И если следующая стройка начнется раньше, чем у других поставщиков, это уже никак нельзя будет объяснить «форой», полученной Россией в годы ядерного затворничества Нью-Дели и Тегерана.
СТРАТЕГИЯ
Отказ по-французски
Политика сокращения ядерной генерации во Франции оказалось вовсе не такой страшной, как обещала несколько лет назад предвыборная риторика нынешнего президента страны Франсуа Олланда, звучавшая на фоне свежего впечатления электората от аварии в Фукусиме. После десятилетий безоговорочного доминирования атомных станций в энергобалансе (порядка 75 % выработки), в прошлом году была принята стратегия «энергетического плюрализма».
Однако в отношении ядерной генерации она свелась лишь к ограничению (когда-нибудь в будущем) доли АЭС в национальной выработке электроэнергии — вместо массового сокращения мощностей, которого отраслевое лобби особенно опасалось при смене власти. Более того, Париж продолжает обращаться с атомной энергетикой скорее как с любимым детищем, а не как с опальной падчерицей, преподнося отрасли один подарок за другим.
Среди последних «презентов» — предстоящий переход под контроль энергокомпании EDF (монополиста ядерной генерации во Франции) реакторостроительного бизнеса Areva, очищенного от излишних финансовых обязательств. Парадокс в том, что прежние власти, слывшие формально «проядерными», долго разруливали конфликты между двумя главными атомными компаниями, но так и не решились уладить дело столь радикально.
Теперь EDF (обладающая на порядок большими финансовыми ресурсами, чем Areva) будет практически безраздельно контролировать «от А до Я» зарубежные проекты строительства АЭС с французскими реакторами, не согласовывая условия поставки технологий и оборудования с формально независимой компанией, не вступая с ней в альянсы, чего требовало правительство при прежнем президенте Николя Саркози.
К числу других подарков, полученных атомщиками в последнее время, относятся и финансовые льготы. Так, отчитываясь об итогах первого полугодия 2016 года, EDF признала, что власти согласились на удлинение до 50 лет срока амортизации в отношении 32 энергоблоков ее атомных станций, что за шесть месяцев обеспечило прибавку к прибыли компании, превышающую 300 млн евро.
Однако в отношении ядерной генерации она свелась лишь к ограничению (когда-нибудь в будущем) доли АЭС в национальной выработке электроэнергии — вместо массового сокращения мощностей, которого отраслевое лобби особенно опасалось при смене власти. Более того, Париж продолжает обращаться с атомной энергетикой скорее как с любимым детищем, а не как с опальной падчерицей, преподнося отрасли один подарок за другим.
Среди последних «презентов» — предстоящий переход под контроль энергокомпании EDF (монополиста ядерной генерации во Франции) реакторостроительного бизнеса Areva, очищенного от излишних финансовых обязательств. Парадокс в том, что прежние власти, слывшие формально «проядерными», долго разруливали конфликты между двумя главными атомными компаниями, но так и не решились уладить дело столь радикально.
Теперь EDF (обладающая на порядок большими финансовыми ресурсами, чем Areva) будет практически безраздельно контролировать «от А до Я» зарубежные проекты строительства АЭС с французскими реакторами, не согласовывая условия поставки технологий и оборудования с формально независимой компанией, не вступая с ней в альянсы, чего требовало правительство при прежнем президенте Николя Саркози.
К числу других подарков, полученных атомщиками в последнее время, относятся и финансовые льготы. Так, отчитываясь об итогах первого полугодия 2016 года, EDF признала, что власти согласились на удлинение до 50 лет срока амортизации в отношении 32 энергоблоков ее атомных станций, что за шесть месяцев обеспечило прибавку к прибыли компании, превышающую 300 млн евро.
АЭС «Трикастен» — одна из самых мощных атомных станций во Франции
(Фото: TASS)
(Фото: TASS)
Следующим стимулом может стать компенсация за планируемое закрытие АЭС «Фессенхайм» — ритуальную политическую жертву, обещанную избирателям нынешним хозяином Елисейского дворца в подтверждение его антиядерной позиции. Как объявил на одном из последних заседаний совета директоров EDF глава компании Жан-Бернар Леви, компенсация, детали которой все еще согласуются с правительством, будет слагаться из единовременной выплаты, покрывающей расходы на закрытие двух блоков, а также возмещения упущенной выгоды, рассчитываемой из примерно 60-летнего гипотетического срока эксплуатации.
При этом правительство согласилось отложить само закрытие до конца текущего десятилетия (то есть оно произойдет уже после истечения президентского срока Франсуа Олланда), так что энергоблоки «Фессенхайма» прослужат, как минимум, 40 лет.
Таким образом, ограничение ядерной энергетики «по-французски» совсем не похоже на ядерный «брекзит» в соседних странах ЕС — Германии и Бельгии, где в довесок к директивному закрытию всех атомных станций их владельцы получают дополнительные налоги на ядерную генерацию и категорический отказ в какой-либо компенсации убытков.
Примечательно, что важнейшие ограничительные меры, касающиеся французских АЭС, планируется реализовать после истечения полномочий нынешнего главы государства — одного из наименее популярных в послевоенной истории Франции. У объявленной при нем энергетической политики немало противников, в том числе во властных структурах.
Об этом свидетельствует, в частности, критика искусственного ограничения роли ядерной генерации в ряде докладов парламентских комиссий и счетной палаты Франции. Таким образом, вполне возможно, что в случае весьма вероятной смены власти стратегия мягкого ограничения атомной энергетики будет пересмотрена в сторону возобновления твердой поддержки.
При этом правительство согласилось отложить само закрытие до конца текущего десятилетия (то есть оно произойдет уже после истечения президентского срока Франсуа Олланда), так что энергоблоки «Фессенхайма» прослужат, как минимум, 40 лет.
Таким образом, ограничение ядерной энергетики «по-французски» совсем не похоже на ядерный «брекзит» в соседних странах ЕС — Германии и Бельгии, где в довесок к директивному закрытию всех атомных станций их владельцы получают дополнительные налоги на ядерную генерацию и категорический отказ в какой-либо компенсации убытков.
Примечательно, что важнейшие ограничительные меры, касающиеся французских АЭС, планируется реализовать после истечения полномочий нынешнего главы государства — одного из наименее популярных в послевоенной истории Франции. У объявленной при нем энергетической политики немало противников, в том числе во властных структурах.
Об этом свидетельствует, в частности, критика искусственного ограничения роли ядерной генерации в ряде докладов парламентских комиссий и счетной палаты Франции. Таким образом, вполне возможно, что в случае весьма вероятной смены власти стратегия мягкого ограничения атомной энергетики будет пересмотрена в сторону возобновления твердой поддержки.
ТЕХНОЛОГИИ
Малые реакторы: ложка дегтя в бочку меда
В истории развития атомной энергетики есть примеры, когда казалось, что новые технологии вот-вот совершат переворот в отрасли, но это заканчивалось ничем.
Так, полвека назад многие авторитетные представители отрасли предсказывали бум строительства быстрых реакторов. Тогда представлялось, что стоит чуть-чуть «докрутить» эту технологию, и в следующие десятилетия будут построены сотни гигаватт новых мощностей на быстрых нейтронах, которые «совсем скоро» позволят замкнуть ядерный топливный цикл.
Этого пока не случилось, и в большинстве передовых в данной сфере стран проекты быстрых энергетических РУ либо закрылись (США, Франция, Великобритания, Германия), либо продвигались ни шатко ни валко (Япония), либо только сегодня приблизились к опытно-промышленному внедрению (Индия, Китай, Южная Корея). Исключение — Россия, — как говорится, лишь подтверждает правило (хотя и у нас быстрые нейтроны внедряются медленнее, чем мечталось несколько десятилетий назад).
Нечто похожее происходило в отношении технологии обогащения урана с помощью лазера. Многие страны, имеющие заметные ядерные программы, проводили НИОКР в этой области, а отдельные государства подошли к порогу реализации опытного производства. Однако эта технология так нигде и не дошла до стадии внедрения.
Так, полвека назад многие авторитетные представители отрасли предсказывали бум строительства быстрых реакторов. Тогда представлялось, что стоит чуть-чуть «докрутить» эту технологию, и в следующие десятилетия будут построены сотни гигаватт новых мощностей на быстрых нейтронах, которые «совсем скоро» позволят замкнуть ядерный топливный цикл.
Этого пока не случилось, и в большинстве передовых в данной сфере стран проекты быстрых энергетических РУ либо закрылись (США, Франция, Великобритания, Германия), либо продвигались ни шатко ни валко (Япония), либо только сегодня приблизились к опытно-промышленному внедрению (Индия, Китай, Южная Корея). Исключение — Россия, — как говорится, лишь подтверждает правило (хотя и у нас быстрые нейтроны внедряются медленнее, чем мечталось несколько десятилетий назад).
Нечто похожее происходило в отношении технологии обогащения урана с помощью лазера. Многие страны, имеющие заметные ядерные программы, проводили НИОКР в этой области, а отдельные государства подошли к порогу реализации опытного производства. Однако эта технология так нигде и не дошла до стадии внедрения.
Перчаточная камера, изготовленная для размещения на заводе по фабрикации MOX-топлива (США), который так и не был запущен. Июль 2010 г.
(Фото: Flickr/Energy.gov)
(Фото: Flickr/Energy.gov)
Последний характерный пример — проект Global Laser Enrichment (GLE) по освоению такой технологии в США, который, после громкого старта в начале нынешнего десятилетия и получения лицензии на строительство промышленных мощностей, в последние несколько лет потерял темп и был практически заморожен.
Сегодня похожий бум отчетливо наметился в нише малых модульных реакторов. Судя по многочисленным НИОКР и активности в данной сфере практически всех крупнейших поставщиков ядерных технологий, перспективы массового развития малых РУ кажутся несомненными, вопрос лишь в сроках.
Это порождает прогнозы революционных изменений в отрасли: расширения географии ядерной генерации, стандартизации в реакторостроении, прорыва на новых рынках неэлектрического применения атомных технологий (в том числе производство водорода, промышленное тепло для других нужд, опреснение) и так далее.
Однако, как свидетельствует история, всегда сохраняется вероятность того, что бум не состоится. И дело тут не в технической осуществимости, а в экономике и безопасности, которые нередко подрезают крылья технологической революции.
Сегодня похожий бум отчетливо наметился в нише малых модульных реакторов. Судя по многочисленным НИОКР и активности в данной сфере практически всех крупнейших поставщиков ядерных технологий, перспективы массового развития малых РУ кажутся несомненными, вопрос лишь в сроках.
Это порождает прогнозы революционных изменений в отрасли: расширения географии ядерной генерации, стандартизации в реакторостроении, прорыва на новых рынках неэлектрического применения атомных технологий (в том числе производство водорода, промышленное тепло для других нужд, опреснение) и так далее.
Однако, как свидетельствует история, всегда сохраняется вероятность того, что бум не состоится. И дело тут не в технической осуществимости, а в экономике и безопасности, которые нередко подрезают крылья технологической революции.
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ НОМЕРА
