— Как вы оцениваете итоги 2015 года? Все ли задуманное удалось? Пришлось ли столкнуться с какими-то трудностями?

— 2015 год был для нас очень тяжелым. Прежде всего потому, что у нас было очень много работы в рамках подготовки новых контрактов Росатома. Это была трудоемкая и сложная работа, но успешная: госкорпорация вышла на подписание контрактов по АЭС «Руппур» в Бангладеш, по второй очереди АЭС «Пакш» в Венгрии, по блокам №№ 3, 4 АЭС «Куданкулам» в Индии. Эта работа занимает много времени и сил, но обеспечивает задел на будущее.

— Такие техпроекты делаются для каждой площадки отдельно?

— Иногда применяются готовые проекты. Но обычно так не получается: у каждого внешнего заказчика своя нормативная база, свои специфические требования. Поэтому приходится, по сути, разрабатывать новый комплект документации под каждого нового заказчика, хотя в основе лежит, конечно, какой-то базовый проект. Планы Росатома по внешней экспансии в 2015 году реализовывались весьма успешно. Мы вышли на высокую загрузку. В ближайшие четыре-пять лет у нас не будет проблем с загрузкой предприятия.

— Это работа по каким реакторам — ВВЭР-1000, ВВЭР-1200?

— Сейчас самый востребованный реактор — это ВВЭР-1200 проекта ­АЭС-2006. Но есть и проекты на основе более старых решений. Например, индийцы не хотят ничего существенно нового на блоках №№ 3,4 АЭС «Куданкулам», они хотят, чтобы мы построили такие же блоки, как и на первой очереди, но с небольшими улучшениями. Аналогичная ситуация в Китае: в проекте «Тяньвань–3,4» также остаются реакторы мощностью 1000 мегаватт, аналогичные построенным на блоках №№ 1 и 2.

— В Бангладеш и Вьетнаме планируется сооружение блоков на 1200 МВт?

— В Бангладеш ситуация неоднозначная. Там начинали с проекта ВВЭР-ТОИ, потом с учетом пожеланий заказчика было принято решение вернуться к проекту АЭС-2006.Если говорить о проектах мощностью больше чем 1200 МВт, то в России на площадке второй очереди Курской АЭС возводятся блоки ВВЭР-1300.

— 1300? Ничего себе! Это тоже проект АЭС-2006?

— В основе проект ВВЭР-ТОИ, то есть по сути — улучшенный и оптимизированный проект АЭС-2006.

— И за счет чего удалось достичь мощности 1300 МВт?

— За счет оптимизации решений по всем направлениям.

— По каким еще странам вы завершили техпроекты в 2015 году? Может быть, по Венгрии?

— Нет, Венгрию мы только начинаем. В 2015 году заключили договор, участвуем в доработке технических приложений контракта и подготовке пакета документов, который позволит получить лицензию на строительство. Это предварительный отчет по обоснованию безопасности и серия сопровождающих документов.

Вторая задача — выйти на работы, связанные с запуском в производство оборудования длительного цикла изготовления. Это то, чем мы сейчас занимаемся в проекте «Куданкулам–3,4».

— Какие проекты были завершены в 2015 году?

— С венграми заключен контракт на строительство блока, обсуждаем договоры на разработку техпроекта, ведутся работы по созданию пакета документов для получения лицензии.

С финнами контракт был подписан уже более полутора лет назад, мы с ними очень активно работаем. Там главная задача — подготовка пакета документов, необходимого для получения лицензии на строительство. Финляндия — очень непростой партнер: это западноевропейская страна, у них очень жесткие требования к безопасности, собственная нормативная база.

Это первый проект для нас, в котором приоритетной является не российская нормативная база, а база страны-заказчика, основанная на западных стандартах, которые в свою очередь во многом основаны на американских. Гармонизация наших стандартов и адаптация проекта к требованиям западного заказчика — это очень трудная задача, которую мы решали в течение 2015 года и продолжим решать в 2016 году.

— Юкка Лааксонен говорил, что самое главное — это не переделывать свой проект под западные стандарты, а доказывать, что твои стандарты соответствуют западным требованиям. А вы как думаете?

— Есть разные точки зрения. Даже у самих финнов, с которыми мы общаемся, нет единства по этому вопросу. Некоторые из них считают, что мы напрямую должны использовать западные стандарты. Мы совершенно убеждены, что это невозможно. То, о чем говорил Ю. Лааксонен — разумно, это тот подход, который мы предлагаем финнам: мы все делаем по нашим стандартам и при этом доказываем, что они не уступают европейским в части безопасности, прежде всего. И мы убеждены, что сможем это доказать, потому что это факт, в котором мы не сомневаемся.

— Какой объем НИОКР намечен на 2016 год и каковы основные направления?

— Мы планируем, что НИОКР в этом году будут направлены преимущественно на обоснование решений, заложенных в проекты ВВЭР ­АЭС-2006 и ВВЭР-ТОИ. Например, экспериментальное обоснование концепции ТПР — течь перед разрушением. Тема очень специфическая. Современные требования предполагают необходимость применения этой концепции в проектах новых АЭС. У нас есть обоснования применимости концепции к основным трубопроводам реакторной установки ВВЭР. Сейчас мы их актуализируем под новые проекты, конструкции, под требования новых заказчиков.

— Этот вопрос возник в том числе в связи с европейскими требованиями?

— Нет. Это требование Ростехнадзора. Европейские регуляторы пока таких вопросов не ставят, но я думаю, поставят. Есть другие НИОКР, связанные с исследованием всевозможных нетипичных аварий, которые могут случиться в теории. Например, из-за падения тяжелых предметов на топливо в бассейне выдержки или падения самого топлива при выполнении транспортно-технологических операций. Все это тоже связано с безопасностью.

Такой анализ раньше вообще не проводился: эксперимент практически невозможен, а для расчетов не было соответствующих компьютеров и программ. Сейчас он стал возможен благодаря компьютерному моделированию. Теперь мы можем на качественно новом уровне, с использованием современных средств решить проблему обоснования безопасности при возникновении такого рода инцидентов.

Все сначала просчитывается на компьютерах, а отдельные элементы расчетных моделей верифицируются путем локальных экспериментов на стендах. Мы проводили такие эксперименты, например, для падения кассеты, потом сравнивали результаты с расчетными и получали очень хорошее совпадение.

— Планируется ли дальнейшее развитие мощности в рамках линейки ВВЭР?

— Здесь ситуация следующая. Мы работаем, скажем так, под заказчика. Со своей стороны мы готовы предложить расширение линейки мощности, причем как вниз, так и вверх. У нас уже в достаточно высокой степени готовности проект ВВЭР-600, двухпетлевая установка — это средняя мощность. У нас есть предложение по разработке реакторов малой мощности на 150–200 МВт, на основе интегральной компоновки.

Мы пытаемся инициировать внутри Росатома инвестпроекты, необходимые для доработки, доведения такого рода проектов до такого уровня, чтобы их можно было предложить заказчику. Пока у нас нет положительного решения, но первоочередные поисковые работы в данном направлении мы ведем в инициативном порядке.

Также у нас есть предложение по новой конструкции парогенератора, которое позволяет создать линейку реакторов на основе универсальной петли с одним парогенератором и одним ГЦН. То есть можно сделать двухпетлевые установки мощностью 1200 МВт. Не четырех-, как сейчас, а двухпетлевые. И можно сделать трехпетлевую установку мощностью 1800 МВт. Степень проработанности такова, что если появится реальный заказчик, то мы сможем года за три провести все необходимые работы.

— А кроме ВВЭР можете какие-то яркие разработки назвать?

— В высокой степени готовности проект СВБР-100. У него довольно сложная судьба, сейчас он как-то повис в воздухе. Однако мы надеемся, что этот проект будет доведен до конца.

— В него уже много денег вложено…

— Бросать его было бы нелогично. Во-первых, действительно денег много потратили, во‑вторых, эта технология, в общем-то, новая, мы здесь лидеры, и бросить ее на полпути, думаю, было бы неправильно. В свое время, когда ее внедряли в военно-морской сфере, пришли к выводу, что это слишком инновационно, но сейчас-то ее уже можно довести до практического применения.

— Я слышал, что проект пока получается дорогой.

— Да, такая проблема есть. Но это проблема не столько реактора, сколько станции, блока, и связана она с площадкой, со зданиями. Речь идет об опытно-промышленном блоке с одним реактором СВБР-100.

— Он расположен в Димитровграде.

— Да. Там действительно получается высокая стоимость, но мы не думаем, что исходя из стоимости опытного блока можно делать заключение о перспективности технологии. Если посмотреть под тем же углом зрения, например, на БРЕСТ, то там ситуация не лучше.

— Удается ли конструкторской компании выполнить задачу Росатома по существенному сокращению стоимости ВВЭР?

— Цель поставлена весьма амбициозная. Технология ВВЭР уже достаточно хорошо проработана и оптимизирована, ее можно лишь локально улучшать. В стадии завершения работы по повышению мощности действующих блоков. Все они уже готовы к работе на мощности 104 % от номинальной. Есть обоснование повышения мощности до 107 % — таковы планы в отношении действующих «тысячников». И на Балаковской АЭС, на блоке № 4, скоро начнутся испытания режима 107 % — это серьезное улучшение экономики эксплуатации блока.

Ведутся работы по продлению срока службы АЭС, они тоже имеют отношение к снижению стоимости. Ведь стоимость электроэнергии на блоке, срок службы которого продлен чуть ли не в два раза, конечно, интегрально будет уменьшаться. Ведутся работы по повышению коэффициента технического использования реакторов. Это увеличение длительности топливных циклов, это оптимизация работ, связанных с обслуживанием, ремонтами, с контролем и так далее.

Задача снижения стоимости принимается во внимание и при проектировании новых блоков: мы работаем над снижением металлоемкости, применяем новые материалы, оптимизируем конструкции.

— Давайте поговорим о ВВЭР-600. Как вы оцениваете перспективы этого проекта? Что делает «Гидропресс» в этом направлении?

— Мы довели этот проект до определенной степени готовности — примерно до 70 %, и сейчас работы по нему не ведутся, потому что нет конкретного заказчика. Мы не можем себе позволить заниматься более детальной проработкой проекта в условиях отсутствия заказчика, у нас нет финансирования. Если появится реальный заказчик, то мы сможем буквально за год довести проект до состояния, пригодного к реализации.

— До технического проекта?

— Да. Мнения о востребованности этого проекта расходятся. Было время, когда нам говорили, что есть очень много заказчиков на блоки такой мощности. «Русатом Оверсиз» в свое время нам говорил, что реально найти десятки заказчиков, которые готовы строить этот проект. Сейчас в Росатоме преобладает мнение, что реального спроса на такой проект нет, потому что даже страны типа Бангладеш хотят сразу строить блок на 1200 МВт.

Еще один аргумент, который я тоже слышал на НТС Росатома, — что американский реактор AP1000 тоже начинался как AP600, но в итоге был реализован вариант с большей мощностью. И причина в том, что мощность 600 МВт с экономической точки зрения менее привлекательна, чем 1000 МВт. Вы, наверное, знаете, что есть еще проект реактора средней мощности, ОКБМ?

— Да-да, конечно.

— По данным проектам в 2014–2015 годах были выполнены НИОКР с целью их сравнения, с тем чтобы выбрать приоритетное направление дальнейшего движения. И по завершении НИОКР было заявлено, что дальнейшее финансирование этих работ осуществляться не будет до тех пор, пока не появится конкретный заказчик. Какой вариант будет выбран, зависит от заказчика и от сроков, необходимых для реализации проекта.

— Что вы думаете о перспективах ВВЭР-С? Кстати, что обозначает буква «С»?

— ВВЭР-С в нашем понимании — это, прежде всего, реактор со спектральным регулированием. Мы считаем, что это перспективное направление, и нас в этом поддерживает Курчатовский институт; мы всячески продвигаем это направление.

— Каковы конкурентные преимущества «Гидропресса»?

— В тематике ВВЭР наши конкурентные преимущества — это огромный опыт, большое число реализованных проектов, отработанные конструкторские решения, которые создавались десятилетиями.

Еще одно наше преимущество заключается в том, что мы можем комплексно решать проблему проектирования реакторной установки. У нас есть свои физики, теплофизики, конструкторы, технологи, прочнисты, материаловеды, экспериментаторы.

— У вас есть все, что нужно?

— Почти все, да. Есть элементы, которые мы заказываем другим организациям, но их немного. Например, главные циркуляционные насосы мы не проектируем.

— В прошлом году «Гидропресс» отпраздновал юбилей. Какие этапы вы бы выделили в качестве ключевых для развития компании?

— Много чего было сделано в «Гидропрессе» за время его существования. Вот основные этапы, которые я бы выделил. Первый, очень серьезный результат — это создание реактора ВВЭР-440. До него была серия реакторов меньшей мощности, они строились по одному — отрабатывалась технология, но в конце концов был создан реактор ВВЭР-440, который впоследствии растиражировали в большом количестве. Многие из этих реакторов работают до сих пор. В Европе, и то только в Болгарии и Германии, реакторы этого типа вывели из эксплуатации, а во всех остальных странах они работают.

Когда в Болгарии выводили из эксплуатации первые четыре блока, атомщики были категорически не согласны с таким решением.

— Кстати, в Болгарии работал тот же проект ВВЭР-440, что и в Финляндии?

— Нет, реакторы ВВЭР-440 в Болгарии были более раннего поколения, чем в Финляндии.

Вообще реакторы ВВЭР-440 существуют в нескольких вариантах. Первое поколение — это Воронеж, первые два блока Кольской АЭС, четыре блока АЭС «Козлодуй», АЭС «Богунице». Это проекты на основе реактора В-230. Второе поколение — проект В-213, он начался с Финляндии — это финская «Ловииса», 3-й и 4-й блоки Кольской станции. И в Европе их много было построено.

Третье поколение — это В-318, который создавался для Кубы, но так и не был построен. Отдельно следует сказать об уникальном проекте реактора для Армянской АЭС, рассчитанного на высокую сейсмичность площадки.

— А кроме создания ВВЭР-440, какие еще были вехи в развитии «Гидропресса»?

— Второй этап — это уже начало 1980-х годов — создание реактора ВВЭР-1000. Это 5-й блок Нововоронежской АЭС, потом — малая серия, потом — большая, но все это — однотипные реакторы, которые тоже были серьезно растиражированы и до сих пор тиражируются. Все эти реакторы работают, ни один из них не выведен из эксплуатации.

Сейчас ведутся работы по продлению срока службы, причем не только в России, но и в других странах, например, на Украине и в Чехии. Также мы ведем работы по продлению срока службы реакторов 5-го и 6-го блоков АЭС «Козлодуй» в Болгарии, это тоже реакторы ВВЭР-1000 серии В-320.

Отдельный этап — создание свинцово-висмутового реактора для подводных лодок. Мы создали два проекта, которые реально работали. Это был прорыв. Ничего подобного нигде в мире больше не было сделано, и до сих пор не сделано.

Какие еще этапы? Наверное, современный. Он интересен массовым выходом проектов «Гидропресса» за пределы России. Такого массового строительства за рубежом никогда не было. Надо сказать, что вся программа экспансии Росатома за рубежом целиком основывается на технологии ВВЭР и на наших реакторах. Это — предмет нашей гордости.

— Тем, что удалось сохранить компанию в 1990-е годы, тоже можно гордиться?

— Да, это тоже очень важно. Это был тяжелый период. Действительно, компанию удалось сохранить и даже нарастить ее компетенции. И в этом нам очень сильно помогли внешние контракты, в частности, с Китаем, Индией и Ираном.

— Темелин», наверное, тоже?

— Темелин» — это проект серии В-320, мы в те тяжелые годы на нем практически ничего не заработали. А вот Китай, Индия и АЭС «Бушер» — это были важные проекты, которые позволили и нам, и заводам-изготовителям, тоже во многом благодаря этим проектам сохранившим свою компетенцию, пережить тяжелое время.

— В прошлое мы заглянули. А каким вы видите будущее «Гидропресса» через пять, 10, 15 лет?

— Следующие пять лет «Гидропресс» будет полностью, под самую завязку, загружен работами по реализации тех проектов внутри страны и за рубежом, договоренности по которым достигнуты уже сейчас. Все наши ресурсы будут задействованы именно в этих работах. У нас будет загрузка, будут деньги, будет зарплата, наша компания будет развиваться и наращивать свой потенциал.

На 10 и 15 лет вперед труднее прогнозировать, все зависит от того, какие решения будут приниматься внутри Росатома. Если наши предложения по линейке ВВЭР или ВВЭР-С будут приняты, мы будем развиваться в этом направлении. Если нет, то нам придется искать какие-то новые сферы применения наших компетенций.

— Могли бы вы выделить самые перспективные направления, которые следует развивать? И наоборот, те, от которых можно отказаться или отодвинуть на второй план?

— Перспективное — это ВВЭР-С, реактор со спектральным регулированием, который в рамках развития технологии ВВЭР может быть создан с относительно небольшими трудозатратами. Следующий шаг — реакторы на основе сверхкритического давления (СКД), это перспективная тема. Это реакторы уже четвертого поколения, и сейчас предсказать, как данное направление будет развиваться, довольно тяжело.

Во всем мире сейчас этой тематикой занимаются, но пока на уровне исследований, университетских программ. Мы тоже в этих работах принимаем участие. Дойдет ли до серьезного проектирования и будет ли предпринята попытка реализации подобного проекта, в данный момент тяжело прогнозировать.

— Что с экономической точки зрения могут дать эти проекты?

— ВВЭР-С — это прежде всего более экономичное использование топлива. Считается, что это не очень актуально — сейчас уран дешевый. Но есть предпосылки к тому, что уран может очень сильно подорожать, тогда преимущество реактора ВВЭР-С будет значимо. А ВВЭР-СКД хорошо вписывается в замкнутый топливный цикл: этот реактор может сам воспроизводить топливо для себя, имеет более высокий КПД и так далее.

— Сейчас в основном АЭС строятся на государственные деньги. Как вы считаете, за счет чего можно снизить стоимость строительства, чтобы проекты по сооружению АЭС стали привлекательными для частных инвесторов?

— Тема важная, она актуальна последние лет десять. Из-за постоянного усиления требований к безопасности себестоимость электроэнергии атомных станций уже вплотную приблизилась к показателям в тепловой энергетике. Набирает популярность мнение, что главное преимущество атомной энергетики уже не дешевизна, а отсутствие выбросов углекислого газа. Сможем ли мы поддерживать конкурентоспособность технологии в будущем? Мы считаем, что это возможно, что есть потенциал.

Если говорить о переходе от госфинансирования к рыночной основе, здесь, конечно, есть проблемы. Главная из них — это проблема длительной окупаемости. Сам факт того, что проект окупится, сомнений не вызывает, но мало кто хочет вкладывать средства на такой длительный срок.

— Что касается финансирования основной деятельности, все ли вас удовлетворяет?

— Мы сами зарабатываем деньги, заключаем договоры. Загрузка у нас есть. Единственная сложность — в том, что процесс заключения договоров очень длительный, тяжело идут переговоры по цене, это отнимает время. А в целом в смысле загрузки и наличия работы для нас ситуация хорошая.

Другое дело, что внешние контракты заключаются по разным направлениям независимыми командами людей, которые не утруждают себя оценкой наших возможностей — можем ли мы, например, одновременно работать над четырьмя проектами. Из-за этого у нас возникают трудности с планированием работ.

— Как будете справляться? Набирать новых сотрудников?

— Будем повышать производительность и оптимизировать работу.

— Расскажите, пожалуйста, о работе над новыми модификациями топлива. Что сейчас делает «Гидропресс» в этом направлении?

— Топливо — это важнейший элемент реакторной установки. Работы по топливу и по его усовершенствованию ведутся непрерывно. Сейчас мы вышли на ТВС-2М — это наша главная кассета. Мы считаем, что это очень удачное изделие, в котором уже решены все те проблемы, которые возникали на более ранних стадиях развития топлива: обеспечены устойчивость, надежность, сопротивление формоизменению. Дальнейшие работы также связаны с концепцией ТВС-2М: взяв ее за основу, мы движемся дальше.

Основные направления работы следующие: это повышение содержания урана в топливе за счет применения таблеток диаметром 7,8 мм и за счет отказа от отверстия в таблетках; это улучшение экономики топлива за счет длительности топливных циклов, повышения глубины выгорания.

— На сколько планируется увеличить топливный цикл?

— Сейчас цикл составляет 18 месяцев, но заказчикам интересны в основном топливные циклы, кратные 12 месяцам. По крайней мере, в нашей климатической зоне, где есть и зима, и лето. Цель — дойти до 24 месяцев. Однако с помощью мелких улучшений ее не достичь. Видимо, придется повышать обогащение топлива — над этим мы тоже работаем. Обогащение топлива свыше 5 % — это очевидный путь, в эту сторону нужно двигаться.

Повышение мощности блоков выше номинальной — до 107–110 % — также достигается в том числе за счет топлива, за счет применения новых элементов для улучшения теплообмена. Для повышения надежности топлива мы сейчас применяем перемешивающие решетки, антидебризные фильтры. Такие кассеты уже находятся в опытной эксплуатации. Кроме того, ведутся работы по созданию и экспериментальной отработке кассет с REMIX-топливом.

В перспективе мы предполагаем сделать кассету ТВС-4, которая вобрала бы в себя все те элементы, о которых мы сейчас говорили.

— Удовлетворены ли вы кадрами? Молодежь приходит? Все-таки конструкторская деятельность непростая.

— У нас был период — 1990–­2000-е годы, — когда молодежь почти не приходила, коллектив старел. Сейчас этот процесс остановлен, молодежь приходит. Кадровый состав, по моему мнению, неплохо сбалансирован. Для Подольска мы привлекательный работодатель, хотя, конечно, Москва —она ведь рядом — забирает определенное количество талантов.

— Как вы оцениваете молодежь, которая к вам приходит? Она толковая? Приходится ли проводить дополнительную переподготовку?

— Чтобы люди пришли из вузов и сразу начали идеально работать — такого не было никогда. Совершенно естественно, что бывший студент на первых порах просто вникает, учится.

Сейчас бытует мнение, что качество образования ухудшилось по сравнению с советскими временами. Может быть, отчасти это и так, но, по моей оценке, процент творчески активной молодежи, которая стремится работать, имеет потенциал к совершенствованию, не уменьшается.

— А каких специалистов не хватает?

У нас на предприятии есть производство, и больше всего не хватает квалифицированных рабочих в цеху.

Востребованы прочнисты, теплофизики, конструкторы, которые знакомы с современными технологиями проектирования и могут работать в современных системах — это 3D-моделирование, информационные системы.

У нас изменилась технология проектирования — это одно из серьезных достижений 2015 года. Наконец-то реализовано то, что мы начали при разработке проекта ВВЭР-ТОИ — переход на информационную модель, которая должна отображать весь жизненный цикл изделия, и применение 3D-моделирования как основы для дальнейшей разработки чертежей. Мы на одном из последних проектов реально вышли на такой уровень, когда можно сказать, что в основе нашей деятельности лежит новая технология проектирования.