В перекрестье реформ

Китай находится в состоянии реформ уже четыре десятилетия. Однако в последние годы, после очередной плановой смены в 2012–2013 годах верховной власти, преобразования в некоторых сферах приобрели более радикальный характер.

Речь идет, в частности, о реструктуризации доминирующего в экономике госсектора, формировании энергорынков, а также о коренных изменениях в энергобалансе, экологических показателях и энергоэффективности. Эти явления так или иначе затрагивают развитие атомной отрасли КНР.

Например, в результате трансформации госсектора атомные активы постепенно включаются в состав более крупных и универсальных холдингов, которые из государственных организаций, в чем-то напоминающих российские госкорпорации и ФГУПы, превращаются в компании — со многими последствиями в виде повышения прозрачности, частичной демонополизации, снижения господдержки, ограниченной приватизации и тому подобными.

Одна из целей этих превращений — привлечение в отрасль сторонних инвестиций, в том числе частных. Масштаб новообразованных компаний и их деятельности таковы, что они становятся звездами первой величины в мировой энергетике, включая ее атомный сектор.

Реформирование сферы торговли энергоресурами в Китае направлено на совершенствование регулируемого ценообразования и поэтапную замену централизованного распределения некоторых из этих ресурсов на рыночные принципы. Составная часть этого процесса — постепенное формирование рынка электричества, которое отражается и на ядерной генерации: если прежде атомным станциям был фактически гарантирован сбыт всей произведенной ими энергии, то теперь возникает проблема с обеспечением спроса на все бо́льшую долю их выработки, а значит, и конкуренция с другими энергоисточниками.

В последние годы появились новые акценты и в сфере энергетической стратегии. Пекин стал намеренно сдерживать количественный рост мощностей, ограничивать направляемую на это финансовую поддержку. Вместо ресурсоемкого расширения приоритетом становятся качественные показатели и активизация структурных сдвигов в энергобалансе, которые должны обеспечить достижение амбициозных задач, направленных на минимизацию вреда для экологии и климата, снижение энергоемкости экономики.

Поднимаясь на новый качественный уровень, энергетика и энергомашиностроение становятся все более мощным инструментом внешнеэкономической экспансии Китая. Во все эти процессы активно вовлекается атомная отрасль — значимый низкоэмиссионный источник энергии. Однако она еще более важна для Пекина как генератор высоких технологий, проводник экономического и политического влияния КНР за рубежом.

Реструктуризация госсектора
Снижение в нынешнем десятилетии темпов экономического роста КНР, усиление ряда диспропорций в экономике заставили власти искать пути оптимизации государственного сектора, эффективность которого вызывает все больше нареканий, в том числе со стороны госорганов.

Многоуровневый госсектор экономики КНР насчитывает порядка 150 тыс. предприятий. Он представлен прежде всего крупнейшими холдинговыми структурами центрального подчинения, находящимися под непосредственным патронажем Комиссии по контролю и управлению государственными активами при Госсовете (аналог российского Росимущества, но с бóльшими управленческими полномочиями).

Подобных структур сегодня насчитывается 102 (их называют «центральными госпредприятиями», независимо от корпоративного статуса); к их числу относятся такие важнейшие субъекты атомного сектора, как CNNC, CGN, SPIC, CNEC. Сотня центральных госпредприятий контролирует десятки тысяч дочерних и внучатых структур, имеющих разную организационно-правовую форму и, как правило, специализирующихся на определенных видах деятельности и рынках.

Центральные госпредприятия вместе со своими «дочками» и «внучками» занимают доминирующее положение в китайской экономике: их совокупная выручка в 2016 году составила, по данным Bloomberg, $7 трлн (около 2/3 номинального ВВП страны), а активы — $20 трлн. Китайские центральные госхолдинги выделяются и на глобальном фоне: согласно анализу PwC, на них приходится около 2/3 выручки крупнейших государственных и порядка 15% выручки всех крупнейших компаний мира, включенных в список 500 ведущих корпораций Fortune.

Помимо центральных госпредприятий, свои коммерческие организации, также относящиеся к госсектору, имеют регионы — провинции Китая, а также муниципальные образования. Таких структур насчитывается порядка сотни тысяч. Некоторые из них участвуют в проектах в области ядерной энергетики в качестве, как правило, миноритарных акционеров.

Основные претензии власти и экспертов к госпредприятиям сводятся к тому, что они, грубо говоря, «заплыли жиром» и стали играть роль не только мотора экономического развития, но и в ряде случаев — его тормоза. Контролируя львиную долю китайской экономики и создав значительный избыток мощностей в некоторых сферах (угледобыче, металлургии, производстве цемента, электроэнергетике и других), они поддерживают завышенные цены на свою продукцию. Занимая монопольное положение в ряде отраслей, госпредприятия подчас сдерживают развитие в них рыночных отношений и частного сектора.

Пользуясь административной и финансовой поддержкой властей (через госбанки, суверенные фонды и так далее), госпредприятия набрали значительную часть кредитов китайского коммерческого сектора; долги и риски стали особенно стремительно нарастать после глобального экономического кризиса 2008 года, что послужило одной из первопричин реформы государственного хозяйства.

К числу мер повышения эффективности госсектора, которые принимаются Пекином, относится его реструктуризация, включающая разукрупнение, преобразование госпредприятий в компании и их частичную приватизацию (обычно деликатно обозначаемую как «внедрение смешанных форм собственности»). Некоторые подобные задачи в начальном, ограниченном виде были сформулированы еще в 1990-х годах.

При нынешнем же президенте КНР Си Цзиньпине, занявшим ключевые посты в руководстве коммунистической партии и государства в 2012–2013 годах, реформирование госсектора приобрело более радикальный характер. Однако оно столкнулось с негласным сопротивлением десятков тысяч менеджеров и чиновников, не желающих терять свои позиции и повышать прозрачность своей деятельности. В результате реформа проходит медленнее, чем намечалось, и руководству страны приходится периодически ее подхлестывать.

В 13-м пятилетнем плане экономического и социального развития КНР (на 2016–2020 годы) намечено ускорить превращение госпредприятий в компании, а также внедрение корпоративной структуры и системы управления в госсекторе. В сентябре 2015 года Госсовет совместно с Центральным комитетом Коммунистической партии Китая (ЦК КПК) приняли документ, направленный на дальнейшее развитие реформы госсектора, а затем был утвержден ряд уточняющих документов. Они предусматривают несколько ключевых положений реформы, которые с бóльшим или меньшим успехом реализуются сегодня.

Прежде всего, было решено разделить госпредприятия на коммерческие и обслуживающие общественные интересы. Главные задачи первых — экономическая эффективность, максимизация прибыли. Они фактически лишаются господдержки и должны работать в конкурентной рыночной среде. Допускается их приватизация, но государство оставляет за собой контрольные пакеты акций или доли в тех из них, которые признаются стратегическими или действующими в критически важных сферах.

Госпредприятия, обслуживающие общественные интересы, сохраняют привилегированную господдержку, а цель коммерческой эффективности для них остается вторичной. Установив такие принципы классификации, власти не представили исчерпывающего перечня предприятий или сфер, относимых к тому или иному виду, что позволило «индивидуально» определять судьбу каждого субъекта экономики.

Другим важным направлением преобразований стало изменение системы управления и контроля в госсекторе, прежде всего за счет перераспределения части полномочий госструктур в пользу советов директоров компаний; ограничения прав органов государственной власти на непосредственное вмешательство в хозяйственную деятельность; сокращения количества уровней управления до трех-пяти и так далее. Официально считается, что при этом эффективность государственного и партийного (со стороны КПК) контроля в госсекторе должна не снизиться, а возрасти.

Еще одним ключевым направлением реформы, которое было решено активизировать, стали преобразование госпредприятий в компании (акционерные общества либо общества с ограниченной ответственностью) и их частичная приватизация с привлечением частных инвестиций либо избавлением госсектора от избыточных активов и видов деятельности и, соответственно, лишних расходов. Наряду с продажей пакетов акций или долей в капитале компаний, в ряде случаев реализуются их имущество или бизнесы, в том числе профильные.

Кроме того, часть акций может распределяться среди работников и менеджмента госкомпании или достается другим госструктурам, что весьма распространено. К середине 2017 года преобразование в компании и ограниченная приватизация затронули свыше 30 центральных госхолдингов. Хотя это лишь 1/3 их общего числа, многие из них относятся к крупнейшим, так что на них приходится в совокупности более 80% всех активов предприятий центрального подчинения и свыше 90% от общего числа их дочерних структур.

Между тем в конце июля 2017 года Госсовет КНР принял очередной документ, призванный активизировать реформу госсектора, — так называемый план действий по реструктуризации центральных госпредприятий. Он предписывает до конца текущего года завершить преобразование в компании всех оставшихся не охваченными этим процессом госхолдингов центрального подчинения, за исключением нескольких из сфер финансов и культуры.

Наконец, среди базовых задач реформы — сокращение числа госпредприятий путем слияний и поглощений. Например, число центральных госпредприятий в нынешнем десятилетии уже снизилось более чем на 40% (с ~170 до ~100). В итоге разукрупнения планируется оставить порядка 40 центральных госхолдингов. Слияния и поглощения неминуемо ведут к консолидации деятельности госструктур на некоторых рынках. Таким путем Пекин целенаправленно создает компании мирового масштаба — с активами у некоторых из них в сотни миллиардов долларов.

При этом должны снизиться конкуренция и рассогласованность действий между ранее независимыми госструктурами, сократиться распыление средств на дублирующие проекты и так далее. Все это призвано повысить эффективность и уменьшить избыточные мощности в некоторых отраслях, а также поможет экспансии Китая на зарубежных рынках.

Развитие энергостратегии
Сферой, в которой преобразования в последние годы активизировались, стал топливно-энергетический комплекс. Как и в ряде иных отраслей, в этой сфере с замедлением экономического роста обострились проблемы, которые накапливались годами: избыток мощностей, зажатая государственными монополиями и олигополиями конкуренция и вызванные этим перекосы в ценообразовании, недостаточная энергоэффективность, сильное доминирование угля в энергобалансе, высокие экологические издержки и так далее.

Все эти факторы касаются и электроэнергетики. На фоне значительного снижения средних ежегодных темпов роста потребления электричества (с 12% в 2011 году до 3,6–4,8%, планируемых Госсоветом на 2016–2020 годы) происходит изменение прежней концепции развития: модель расширения энергетических мощностей, опережающего стремительно растущую экономику, теряет актуальность; теперь государство делает значительно больший акцент на качественные изменения.

Как отмечается в 13-м пятилетнем плане развития энергетики КНР, изменится сам характер развития этой отрасли: на смену росту за счет накачки ресурсами должен прийти рост, основным двигателем которого станут инновации. С учетом этих изменений будут достигаться цели энергетической стратегии, которой подчинены прошлые и ныне выполняемый планы развития энергетического сектора.

К ним относятся: изменение структуры энергобаланса, улучшение экологических показателей и снижение воздействия энергетики на климат, повышение энергоэффективности, развитие сетевой инфраструктуры, внедрение рыночных отношений в отрасли и расширение внешнеэкономической деятельности, призванное сыграть значительную роль в решении проблемы избыточных мощностей.

Основная задача структурных изменений в энергобалансе — так называемое «двойное замещение». Это понятие, употребляемое в программных документах правительства, подразумевает постепенное вытеснение в структуре энергобаланса угля газом, а ископаемого топлива — крупными ГЭС, распределенными ВИЭ и ядерной генерацией. Динамика этого процесса показана в инфографике.

С 2010 по 2030 год доля в первичном энергобалансе источников энергии, не связанных с ископаемыми углеводородами, должна возрасти примерно вдвое: с 9,4% до ~20%. Значительно больше роль таких источников в электроэнергетике, где в 2016–2020 годах удельный вес ГЭС, распределенных ВИЭ и АЭС в структуре установленной мощности генерации планируется увеличить с 35% до 39%, а в выработке — с 27% до 31%.

Темпы прироста этих источников превышают показатели остальных видов генерации и в последние годы существенно опережают планы. Рекордная динамика характерна для распределенных ВИЭ: в первой половине нынешнего десятилетия среднегодовые темпы прироста солнечной энергетики составляли 177%, ветровых генераторов — около 35% (в тот же период ядерная энергетика росла на ~20% в год).

К 2020 году мощность ветровой генерации в КНР должна увеличиться со 149 ГВт в 2016 году до ~210 ГВт, а солнечной — с 77 ГВт до ~110 ГВт. По темпам развития и достигнутому масштабу ВИЭ Китай стал мировым лидером, заняв ведущие позиции и в сфере соответствующей машиностроительной базы: в отдельные годы вводятся мощности по производству оборудования распределенных ВИЭ производительностью в десятки гигаватт в год, рассчитанные в том числе на перспективу экспорта.

В ближайшем будущем Китай останется крупнейшим потребителем и производителем угля в мире: около половины глобальных показателей. Хотя относительная роль энергетического угля с годами заметно снижается, это происходит за счет возрастания удельного веса других источников энергии. Абсолютные же объемы потребления угля и мощность угольной генерации пока продолжают увеличиваться, хотя и меньшими темпами, чем прежде: в частности, объем потребления угля может возрасти с 3,96 млрд тонн в 2015 году до 4,1 млрд тонн в 2020 году, а общая мощность угольной электроэнергетики — с 900 ГВт до 1100 ГВт (обязательный «потолок», установленный государственными планами).

Это согласуется со стратегическим разворотом в сторону качественных показателей и развития за счет инноваций: параллельно происходят тотальная модернизация действующих угольных энергоблоков, интенсивное закрытие старых мощностей (к которым относят блоки старше 20–25 лет, в зависимости от технологии); им на смену вводятся основанные на прогрессивных и современных технологиях.

При этом роль угольной генерации в энергосистеме ощутимо снижается (доля угля в выработке электричества уменьшилась с 76% в 2010 году до 65% в 2016 году), несмотря на абсолютный рост мощностей. Это происходит из-за уменьшения загрузки угольных блоков, невзирая на техническую способность новейших и модернизированных энергоустановок работать с более высокими КИУМ. Нельзя забывать и о том, что энергетический уголь в Китае обходится энергокомпаниям примерно в полтора раза дороже, чем, например, в США. Таким образом, проблема избыточных мощностей в угольной генерации пока лишь обостряется, сдерживая рентабельность этого сектора на фоне массированных затрат на инвестиции.

Реструктуризация энергобаланса — одно из важнейших условий достижения следующей цели энергетической стратегии — улучшения экологических показателей и снижения воздействия энергетики на климат. По параметрам негативного влияния на природную среду Китай — мировой «лидер», «опережающий» США. Пекин присоединился к Парижскому соглашению по климату и объявил войну парниковым выбросам (как заявляют руководители КНР). Но учитывая особенности энергобаланса Китая, масштабы экономики и темпы ее роста (6–7% в год), абсолютные объемы парниковых выбросов в обозримой перспективе продолжат увеличиваться, причем рекордными на мировом фоне темпами.

Пекин планирует достигнуть пика этих объемов к 2030 году, когда они станут вдвое выше, чем в 2005 году, и составят 25–30% общемирового показателя. Однако при этом относительные объемы эмиссии (в расчете на единицу ВВП) должны значительно снизиться: по сравнению с 2005 годом этот показатель предполагается уменьшить на 40–45% к 2020 году и на 60–65% — к 2030 году. Достигнутое к 2016 году сокращение превысило 20%, опередив запланированный график. Чтобы усилить экономические стимулы к сокращению выбросов, государство планирует в ближайшие годы создать рынок квот на эмиссию.

К важнейшим средствам улучшения экологических, в том числе климатических, показателей относится сокращение удельного веса угля в энергобалансе и «очищение» связанных с ним производственных процессов, прежде всего угольной генерации, на которую приходится свыше половины потребления угля в Китае. Для этого, наряду с массовым закрытием небольших и устаревших энергоблоков и вводом современных, осуществляется широкомасштабная программа модернизации действующих блоков мощнее 300 МВт, уменьшающая на порядки вредные выбросы и повышающая экономичность станций.

В 2016–2020 годах технические изменения, сокращающие эмиссию, пройдут угольные мощности суммарным объемом 420 ГВт, а повышающие экономические показатели — 340 ГВт, то есть ~30–40% угольной генерации. Это приведет, в частности, к оснащению большей части угольной электроэнергетики современными системами улавливания выбросов.

Другая приоритетная цель энергетической стратегии КНР — повышение энергоэффективности. Она достигается со стороны как предложения (энергетики), так и спроса (потребителей энергии). Если в начале нынешнего столетия обязательные государственные стандарты энергосбережения только начинали вводиться и касались лишь нескольких процентов потребления энергоресурсов, то сегодня они охватывают более половины потребления. На этом фоне достаточно динамично снижается энергоемкость экономики.

Так, в 2006–2010 годах энергозатраты на единицу произведенного ВВП уменьшились на 20%, в 2011–2015 годах — на 18,4%, а в 2016–2020 годах планируется снизить этот показатель еще на 15%. 13-й пятилетний план предусматривает «двойной контроль» в этой сфере: как энергоемкости ВВП, так и абсолютного объема потребления энергетических ресурсов, среднегодовой прирост которого не должен превышать 3% при запланированных темпах прироста ВВП в среднем 6,5%.

Среди принимаемых мер в этой области — повышение эффективности производства энергии. Например, в первой половине нынешнего десятилетия средний удельный расход угля на генерацию удалось снизить с 336 г стандартного угольного эквивалента в расчете на 1 кВт∙ч выработанной энергии до 318 ­г­/­кВт∙ч. К 2020 году этот показатель должен составить не более 310 г/кВт∙ч, а для вновь вводимых новейших блоков — в пределах 300 г/кВт∙ч. Китай достиг и достаточно приличного уровня потерь в сетях, который также влияет на энергоэффективность: к 2015 году они составили 6,64%, а к 2020 году предполагается удержать их в пределах 6,5%, что ненамного хуже средних показателей США или Западной Европы (порядка 6%).

Создание энергорынка
Особое направление реформ, которое приобретает качественно новый характер, — развитие рыночных отношений в энергетике. До недавнего времени торговля энергоресурсами оставалась полностью регулируемой вотчиной государственных монополий.

Однако проблемы энергетического сектора заставляют государство искать способы повышения его экономической эффективности, которая порой снижается вопреки динамичному количественному и качественному развитию китайской энергетики (достаточно вспомнить приведенный пример угольной генерации). Среди таких способов, к которым Пекин стал проявлять повышенное внимание в последние годы, — внедрение рыночных принципов торговли энергоресурсами и связанное с ним привлечение частных инвесторов в энергетику. Такая политика соответствует и общей государственной стратегии последних лет, направленной на расширение рыночных отношений и вовлечение в них госсектора во многих сферах экономики.

Еще одной причиной преобразований стал, как ни парадоксально, быстрый технический прогресс в Китае. Стремительное развитие инфраструктуры, в том числе электросетевой, привело к укреплению существующих и созданию новых взаимных связей внутри региональных энергосистем и между ними. В частности, беспрецедентными темпами развиваются «умные» электросети, линии постоянного и переменного тока высокого и сверхвысокого напряжения (пропускная способность последних к концу десятилетия достигнет примерно 15% суммарной мощности генерации КНР).

Все это, в сочетании со значительным избытком генерирующих мощностей, обеспечило условия для интенсивных перетоков мощности между провинциями и объединенными энергосистемами (включая дальнюю переброску энергии), повысило технические возможности реагирования в режиме реального времени на колебания спроса на электричество и тем самым создало предпосылки для качественного развития рынков электроэнергии.

Базовые условия для создания рынка электричества в Китае начали формироваться в 2002 году, когда была разделена единая вертикально-интегрированная государственная монополия в электроэнергетике. На ее месте тогда были созданы две сетевые компании (контролирующие передачу, распределение и сбыт электроэнергии) и одиннадцать генерирующих.

В сфере торговли электроэнергией к нынешнему десятилетию сформировалась так называемая модель рынка единого покупателя, при которой большая часть электричества генерирующих компаний продается через назначенных государством оптовых посредников национального масштаба; в Китае ими стали две сетевые компании: State Grid Corporation of China (SGCC) и China Southern Power Grid Co (CSG).

При такой конструкции рынка преобладает регулируемое ценообразование; в китайских условиях оно способствует значительным ценовым искажениям, в частности, консервации так называемого перекрестного субсидирования, которое характеризуется поддержанием заниженных цен на электричество для ряда категорий розничных потребителей, в первую очередь —для населения (они примерно на 25–30% ниже, чем в США), за счет сильного завышения для других категорий, прежде всего — для индустриальных потребителей (в 1,5–2 раза выше, чем в США).

Искаженное ценообразование в ряде случаев мешает повышению энергоэффективности. Признавая все это, власти планируют постепенную либерализацию цен, совершенствование методов оценки затрат и установления дифференцированных тарифов — там, где свободные цены пока невозможны.

Как отмечается в 13-м пятилетнем плане развития энергетики, создание энергорынка отстало от ранее намеченных сроков. В последние годы начался новый этап реформы, который призван наверстать это отставание. Он берет отсчет с марта 2015 года, когда Госсовет и ЦК КПК приняли совместный документ под названием «Соображения по углублению реформы электроэнергетики».

Согласно этому и ряду последующих документов, к основным направлениям реформы относятся, в частности: развитие дифференцированного, в том числе рыночного, ценообразования; создание новых механизмов и специализированных структур для оптовой торговли электроэнергией; реструктуризация сферы распределения и сбыта электричества; обеспечение недискриминационного доступа к сетям; изменение принципов предоставления системных услуг и диспетчирования; совершенствование оценки и контроля издержек естественных монополий; формирование рынка производных финансовых инструментов (прежде всего фьючерсов на электроэнергию) и так далее.

В соответствии с новыми установками властей, в последние годы в Китае быстро развивается прямая торговля электричеством по двусторонним коммерческим договорам между генерирующими компаниями, крупными потребителями и сбытовыми структурами: в 2016 году доля таких «непосредственных» продаж составила 1 %, в 2017 году она должна достигнуть 35%. Однако торговля электроэнергией и сопряженными услугами (балансирование, системные услуги) в режиме, приближенном к реальному времени, остается регулируемой, и, как признают власти, механизмы ценообразования не соответствуют современным требованиям.

Государство поставило задачу создания в ближайшие годы в этой сфере биржевых принципов торговли (спот-рынка), что позволит «надстроить» быстро развивающийся сектор прямых договоров. В 2018 году такой рынок должен пройти обкатку на «демонстрационных» проектах, а к концу десятилетия усовершенствованную, унифицированную модель рынка планируется внедрить в государственном масштабе.

Еще одно актуальное направление рыночной реформы — дерегулирование сфер распределения и сбыта электричества, которые до недавнего времени были прерогативой государственных монополий. В эти виды деятельности открывается доступ частному капиталу, что давно происходит в сфере генерации. Такие изменения могут стать первым шагом к частичному дерегулированию розничного рынка электричества, поэтапному расширению круга конечных потребителей, вовлеченных в торговлю по свободным ценам.

Таким образом, Китай постепенно идет по пути многих передовых рынков электроэнергии, для которых характерны та или иная степень разгосударствления и демонополизации, разделение видов деятельности на естественно-монопольные (передача электроэнергии, оперативно-диспетчерское управление) и конкурентные (генерация, сбыт, сервисные услуги), максимально возможное дерегулирование ценообразования, обеспечение недискриминационного доступа к инфраструктуре и так далее.

Атомное преломление
Перечисленные изменения так или иначе затрагивают атомную отрасль. В частности, в ней находит отражение упомянутая смена парадигмы развития энергетики, объявленная государством: от экстенсивного роста за счет накачки инвестиционными ресурсами — в сторону качественного развития и роста благодаря инновациям.

В первые десятилетия создания гражданской ядерной энергетики Пекин отдавал приоритет количественным аспектам; не случайно еще в начале 2010-х годов Китай был одной из немногих стран, где планировалось на перспективу строительство блоков II поколения — по масштабу их сооружения КНР не было равных.

В последние годы, однако, проектирование подобных блоков прекратилось (хотя начатые стройки продолжаются), а 13-й пятилетний план подразумевает не только внедрение исключительно конструкций поколений III–III+, но и качественные сдвиги в создании и начальном внедрении реакторов IV поколения (на быстрых нейтронах и ВТГР).

Развитие ядерной энергетики в целом служит тем же целям, что и другие низкоэмиссионные источники энергии: снижению парниковых и других выбросов, замещению угольной генерации. Роль атомных станций становится ощутимой: их доля в выработке электричества увеличилась с 2% в 2010 году до 4% в 2016 году.

Однако их значение не стоит преувеличивать: несмотря на рекордные по мировым меркам масштабы сооружения АЭС (к 2020 году их мощность возрастет с нынешнего уровня в 32,6 ГВт до 58 ГВт; в стадии сооружения будет порядка 30 ГВт), атомным станциям в энергобалансе Китая отводится едва ли не последнее место среди видов генерации.

В то же время атомная энергетика имеет исключительное значение с точки зрения другой стратегической установки государства — развития внешнеэкономической деятельности для эффективного использования избыточных ресурсов и достижения внешнеполитических целей.

Китайская атомная отрасль вступает в фазу, когда масштаб ее деятельности за рубежом становится сопоставимым с объемом активности внутри страны. При этом атомная энергетика превращается в новый, важный канал международной экспансии Пекина в сфере высоких технологий. Атомные технологии служат и прекрасным «якорем» для политико-экономического закрепления КНР во многих регионах мира, особенно в странах, которые важны для Пекина и по тем или иным причинам ограничены в выборе ядерных поставщиков (Пакистан, Иран и другие).

Формирование рынка электроэнергии в КНР ставит вопрос о месте на нем атомных станций. При существовавшей до последнего времени системе директивного распределения электроэнергии АЭС пользовались приоритетом, тем более что их удельный вес в генерации был незначительным. На фоне развития рыночных отношений в энергетике и с ростом объемов выработки атомных станций обеспечивать им гарантированную полную загрузку становится все труднее с учетом значительного избытка генерирующих мощностей (10–40% в ряде регионов).

Загрузка основной базовой генерации в КНР постоянно снижается, в частности, в 2016 году средняя загрузка разных генерирующих источников мощнее 6 МВт соответствовала 3785 часам работы на номинальной мощности — самый низкий показатель с 1964 года. Загрузка атомных станций, оставаясь самой высокой, тоже падает (7042 часа в том же году, что на 361 час меньше, чем в 2015 году).

Помимо роста генерации происходит развитие сетей, создающее в ряде энергосистем альтернативу местным электростанциям (возможность перетоков мощности из других регионов), а также решающее распространенную в КНР проблему запертых мощностей (в частности, развитие сетей иногда не поспевает за взрывоподобным ростом ВИЭ, отчего они технически не могут выдать всю установленную мощность). Избыток предложения хорош с точки зрения перспектив свободной торговли электроэнергией, но чреват потенциальными проблемами спроса на электричество АЭС.

На этом фоне китайское атомное лобби добивается от государства принятия мер, которые обеспечили бы в дальнейшем гарантированный сбыт электроэнергии и мощности при устойчивой работе АЭС с максимально возможными значениями КИУМ.

К таким мерам относятся как регулирующие (закрепление особого положения АЭС в правилах торговли электроэнергией, которое в той или иной мере существует во многих странах), так и организационно-технические (развитие технологий аккумулирования электроэнергии, предусмотренное государственными планами, «под крылом» атомных холдингов).

Последнее расширило бы возможности участия атомщиков в нарождающихся рынках электроэнергии, открыв полноценный доступ к торговле пиковой мощностью и системными услугами.

Учитывая, что режимы работы АЭС связаны, среди прочего, с вопросами ядерной безопасности, адаптация быстро растущей атомной энергетики к не менее динамично развивающемуся рынку электроэнергии стала одной из «горящих» задач энергетического сектора.

Не случайно весной 2017 года власти утвердили новые рамочные правила работы атомных станций на рынках электричества, которые были объявлены временными. Они сохраняют полную загрузку лишь для новейших, впервые вводимых в эксплуатацию блоков последних поколений, для остальных устанавливая понижающие коэффициенты (в зависимости от объема предложения на региональном рынке) и фактически отменяя твердую гарантированную цену для части выработки.

Хотя загрузка АЭС по-прежнему остается наивысшей по сравнению с другими энергоисточниками, подобные изменения свидетельствуют о том, что для атомных станций становится все более актуальной борьба за спрос. При дальнейшей либерализации рынка она может обостриться. Решающее значение будут иметь установки государства, которое, судя по временному характеру новых правил для АЭС, не до конца определилось в вопросах адаптации атомной энергетики к новым рыночным реалиям — хотя бы потому, что сами эти реалии только формируются.

Что касается рассмотренной выше реформы госсектора, то она привела в последние годы к очередной волне реструктуризации атомной отрасли. В отличие от предыдущих десятилетий, когда подобные преобразования сводились главным образом к организационному переподчинению осколков бывшего Второго министерства машиностроения (китайского аналога советского Минсредмаша, из которого вышли такие ключевые представители отрасли, как CNNC, CNEC, SNPTC и другие), веянием последних лет стало формирование «настоящих» атомных компаний — АО или ООО. В них понемногу допускается сторонний (не из атомной отрасли) капитал, включая частный.