Персидский атом
ТЕКСТ: ИНГАРД ШУЛЬГА
Иран первым среди государств Ближнего Востока приступил к реализации масштабной ядерной программы и ввел в эксплуатацию атомную станцию. Снятие санкций дает Тегерану шанс закрепиться среди региональных лидеров, получив доступ к новым ядерным технологиям и разыграв карту конкуренции между их поставщиками. Росатом пока сохраняет фору на этом рынке.
Иран первым среди государств Ближнего Востока приступил к реализации масштабной ядерной программы и ввел в эксплуатацию атомную станцию. Снятие санкций дает Тегерану шанс закрепиться среди региональных лидеров, получив доступ к новым ядерным технологиям и разыграв карту конкуренции между их поставщиками. Росатом пока сохраняет фору на этом рынке.
Строительство атомных станций в Иране началось еще в 1970-х годах. Уже тогда шахское правительство поставило задачу постепенного замещения углеводородов в балансе генерации ядерным топливом, что позволило бы высвободить дополнительные объемы нефти и газа для экспорта и решить проблему нехватки генерирующих мощностей в стране. Для этого предполагалось построить два десятка ядерных энергоблоков на нескольких площадках в разных регионах Ирана.
В середине того десятилетия Тегеран приступил к осуществлению двух первых проектов сооружения АЭС: одной — на побережье Персидского залива в районе города Бушер, другой — в районе Дарховина, в нижнем течении самой полноводной в Иране реки Ка- рун, в 30 километрах от границы с Ираком. К началу 1979 года — времени победы в стране Исламской революции — станция в Бушере была построена более чем наполовину, а к реализации второго проекта едва приступили. После переворота страны Запада прервали сотрудничество с Ираном в атомной сфере (как и во многих других). Кроме того, начавшаяся вскоре ирано-иракская война (1980– 1988) истощила экономику Ирана и непосредственно затронула первые атомные площадки. Осуществление ядерной программы Тегерана прервалось более чем на десятилетие. Однако в 1990-х годах Иран вернулся к атомной теме и в течение двух десятилетий отчасти наверстал упущенное, а кое в чем пошел дальше прежних замыслов.
В середине того десятилетия Тегеран приступил к осуществлению двух первых проектов сооружения АЭС: одной — на побережье Персидского залива в районе города Бушер, другой — в районе Дарховина, в нижнем течении самой полноводной в Иране реки Ка- рун, в 30 километрах от границы с Ираком. К началу 1979 года — времени победы в стране Исламской революции — станция в Бушере была построена более чем наполовину, а к реализации второго проекта едва приступили. После переворота страны Запада прервали сотрудничество с Ираном в атомной сфере (как и во многих других). Кроме того, начавшаяся вскоре ирано-иракская война (1980– 1988) истощила экономику Ирана и непосредственно затронула первые атомные площадки. Осуществление ядерной программы Тегерана прервалось более чем на десятилетие. Однако в 1990-х годах Иран вернулся к атомной теме и в течение двух десятилетий отчасти наверстал упущенное, а кое в чем пошел дальше прежних замыслов.
ИЗ СВЕТА В ТЕНЬ
В 1950–60-х годах Иран особенно не выделялся среди крупных развивающихся стран активностью в атомной сфере. В тот период его интерес к теме ограничивался отдельными исследовательскими и образовательными программами в этой области, закупкой небольшого американского исследовательского реактора, пущенного в 1967 году в Тегеране (на Ближнем Востоке лишь Египет и Израиль обзавелись небольшими реакторами раньше Ирана).
Форсированная реализация ядерной программы началась в середине 1970-х годов. Ей предшествовали подписание в 1970 году Договора о нераспространении ядерного оружия и его ратификация в 1974 году. В 1973 году была учреждена Организация по атомной энергии Ирана (ОАЭИ) и принята ядерная программа, предусматривавшая строительство 20 атомных энергоблоков, создание мощностей обогащения урана и переработки ОЯТ, развитие собственной уранодобычи.
Ряд стран, в их числе США, Франция, Германия, выразили заинтересованность в строительстве атомных станций, однако инициативы Тегерана в сфере ЯТЦ вызвали настороженное отношение тогдашних ближайших союзников шахского Ирана. В итоге Тегеран на том этапе отказался от идеи переработки, а проект обогащения заменил на долевое участие в крупном зарубежном заводе изотопного разделения.
В 1974 году Иран и Франция подписали межправительственное соглашение о сотрудничестве в ядерной сфере и ряд других документов, в соответствии с которыми ОАЭИ получила 40% в компании Sofidif, владеющей, в свою очередь, 25% в проекте строительства во Франции завода Eurodif — в тот период наиболее современного на Западе газодиффузионного предприятия.
В обмен на эффективную долю — 10% в капитале и будущей продукции завода в Трикастене — Иран выделил на его сооружение два кредита на общую сумму около $1,2 млрд — в то время гигантские деньги. Однако Тегеран так и не получил обогащенный уран с этого предприятия: оно полностью вошло в строй в 1979 году, когда сотрудничество западных стран с Ираном прекратилось, и было выведено из эксплуатации в 2012 году — еще до снятия санкций с Тегерана.
Из поставщиков энергетических реакторов первыми на иранский рынок пришли немцы и французы. В 1974 году был подписан контракт с германской KWU (в то время совместным предприятием AEG и Siemens) на сооружение АЭС в Бушере.
Первая очередь проекта включала два энергоблока на основе немецкой конструкции с водой под давлением, которая была наиболее мощной в тогдашнем мире (порядка 1300 МВт брутто) и кроме Ирана впервые внедрялась в те же годы в самой Германии (АЭС «Библис-Б») и в Бразилии (блоки №№ 2–3 АЭС «Ангра»). Строительство этой станции началось в 1975 году.
Тогда же в Дарховине было решено поставить французские реакторы новой на тот момент 900-мегаваттной серии, которые лишь за несколько лет до этого стали внедряться в самой Франции. Контракт с французской Framatome был подписан в 1977 году, однако после подготовительных работ на площадке реализация проекта вследствие Исламской революции была прекращена.
В 1950–60-х годах Иран особенно не выделялся среди крупных развивающихся стран активностью в атомной сфере. В тот период его интерес к теме ограничивался отдельными исследовательскими и образовательными программами в этой области, закупкой небольшого американского исследовательского реактора, пущенного в 1967 году в Тегеране (на Ближнем Востоке лишь Египет и Израиль обзавелись небольшими реакторами раньше Ирана).
Форсированная реализация ядерной программы началась в середине 1970-х годов. Ей предшествовали подписание в 1970 году Договора о нераспространении ядерного оружия и его ратификация в 1974 году. В 1973 году была учреждена Организация по атомной энергии Ирана (ОАЭИ) и принята ядерная программа, предусматривавшая строительство 20 атомных энергоблоков, создание мощностей обогащения урана и переработки ОЯТ, развитие собственной уранодобычи.
Ряд стран, в их числе США, Франция, Германия, выразили заинтересованность в строительстве атомных станций, однако инициативы Тегерана в сфере ЯТЦ вызвали настороженное отношение тогдашних ближайших союзников шахского Ирана. В итоге Тегеран на том этапе отказался от идеи переработки, а проект обогащения заменил на долевое участие в крупном зарубежном заводе изотопного разделения.
В 1974 году Иран и Франция подписали межправительственное соглашение о сотрудничестве в ядерной сфере и ряд других документов, в соответствии с которыми ОАЭИ получила 40% в компании Sofidif, владеющей, в свою очередь, 25% в проекте строительства во Франции завода Eurodif — в тот период наиболее современного на Западе газодиффузионного предприятия.
В обмен на эффективную долю — 10% в капитале и будущей продукции завода в Трикастене — Иран выделил на его сооружение два кредита на общую сумму около $1,2 млрд — в то время гигантские деньги. Однако Тегеран так и не получил обогащенный уран с этого предприятия: оно полностью вошло в строй в 1979 году, когда сотрудничество западных стран с Ираном прекратилось, и было выведено из эксплуатации в 2012 году — еще до снятия санкций с Тегерана.
Из поставщиков энергетических реакторов первыми на иранский рынок пришли немцы и французы. В 1974 году был подписан контракт с германской KWU (в то время совместным предприятием AEG и Siemens) на сооружение АЭС в Бушере.
Первая очередь проекта включала два энергоблока на основе немецкой конструкции с водой под давлением, которая была наиболее мощной в тогдашнем мире (порядка 1300 МВт брутто) и кроме Ирана впервые внедрялась в те же годы в самой Германии (АЭС «Библис-Б») и в Бразилии (блоки №№ 2–3 АЭС «Ангра»). Строительство этой станции началось в 1975 году.
Тогда же в Дарховине было решено поставить французские реакторы новой на тот момент 900-мегаваттной серии, которые лишь за несколько лет до этого стали внедряться в самой Франции. Контракт с французской Framatome был подписан в 1977 году, однако после подготовительных работ на площадке реализация проекта вследствие Исламской революции была прекращена.
Несмотря на замедление и уменьшение масштабов, ядерная программа в целом не остановилась. Уже в то время власти Ирана задумались о направлениях ее дальнейшего развития. Об этом свидетельствуют шаги, предпринятые в 1980-е годы: в частности, в тот период Тегеран закупил за рубежом значительное количество урана, стал рассматривать план строительства тяжеловодного реактора, расширять НИОКР в ядерной сфере (например, велись исследования по конверсии и вырабатывались подходы к изотопному обогащению урана; на площадке в районе Исфахана начали строиться исследовательские реакторы, появились лаборатории химии урана и технологий производства ядерного топлива).
В 1990-х годах Иран предпринял попытки поднять свою ядерную программу с лабораторного, исследовательского уровня на практический. Для преодоления технологической изоляции со стороны западных стран Тегеран постарался установить отношения в атомной сфере с рядом стран — носителей ядерных технологий, проводивших более или менее независимую от Запада политику: Россией, Китаем, Индией, Пакистаном, ЮАР.
Индия издавна демонстративно соблюдала ограничения по нераспространению ядерного оружия, что в итоге стало важным аргументом при снятии (с конца 2000-х годов) ограничений на поставку ей ядерных технологий и материалов и фактическом признании ее как де-факто ядерной державы. Поэтому Индия, чьи атомные технологии по ряду причин были весьма интересны Ирану, оказалась по сути бесполезной для его ядерной программы.
Наиболее значимым итогом взаимодействия с ЮАР стала поставка Ирану свыше 500 тонн уранового концентрата. Эти запасы стали сырьевой основой иранской ядерной программы, поскольку собственная добыча в Иране весьма ограниченна и стоит дорого, а из других стран Тегерану удалось получить лишь небольшие партии сырья (помимо, разумеется, урана в составе топлива для исследовательских реакторов и АЭС «Бушер», который поставлялся по согласованным с МАГАТЭ контрактам с Китаем, Аргентиной и Россией).
Пакистан, по мнению ряда экспертов, стал прежде всего источником информации для развития в Иране центрифужных технологий обогащения урана. Хотя Исламабад отрицает причастность официальных властей этой страны к утечкам в Иран и некоторые другие государства, объясняя их частной инициативой — прежде всего бывшего главы пакистанской ядерной программы Абдул Кадыр Хана.
В 1990-х годах Иран предпринял попытки поднять свою ядерную программу с лабораторного, исследовательского уровня на практический. Для преодоления технологической изоляции со стороны западных стран Тегеран постарался установить отношения в атомной сфере с рядом стран — носителей ядерных технологий, проводивших более или менее независимую от Запада политику: Россией, Китаем, Индией, Пакистаном, ЮАР.
Индия издавна демонстративно соблюдала ограничения по нераспространению ядерного оружия, что в итоге стало важным аргументом при снятии (с конца 2000-х годов) ограничений на поставку ей ядерных технологий и материалов и фактическом признании ее как де-факто ядерной державы. Поэтому Индия, чьи атомные технологии по ряду причин были весьма интересны Ирану, оказалась по сути бесполезной для его ядерной программы.
Наиболее значимым итогом взаимодействия с ЮАР стала поставка Ирану свыше 500 тонн уранового концентрата. Эти запасы стали сырьевой основой иранской ядерной программы, поскольку собственная добыча в Иране весьма ограниченна и стоит дорого, а из других стран Тегерану удалось получить лишь небольшие партии сырья (помимо, разумеется, урана в составе топлива для исследовательских реакторов и АЭС «Бушер», который поставлялся по согласованным с МАГАТЭ контрактам с Китаем, Аргентиной и Россией).
Пакистан, по мнению ряда экспертов, стал прежде всего источником информации для развития в Иране центрифужных технологий обогащения урана. Хотя Исламабад отрицает причастность официальных властей этой страны к утечкам в Иран и некоторые другие государства, объясняя их частной инициативой — прежде всего бывшего главы пакистанской ядерной программы Абдул Кадыр Хана.
Однако важнейшее значение Иран придавал сотрудничеству с Россией и Китаем, как носителями наиболее комплексных технологий и ноу-хау в атомной и сопряженных сферах. Официальная линия этих двух стран по отношению к Тегерану сводилась к тому, что они следуют политике в отношении Ирана, провозглашаемой Организацией объединенных наций, но не обязаны присоединяться к санкциям, установленным отдельными государствами или их союзами (США, ЕС и др.).
Отношения с Китаем развивались неровно. В начале 1990-х годов Пекин согласился было поставить Тегерану свой первый самостоятельно разработанный энергетический реактор CNP-300 мощностью около 300 МВт, который в то время только строился в самом Китае на АЭС «Циньшань». Однако в итоге Ирану не удалось стать реципиентом китайских ядерных технологий наравне с Пакистаном.
В геополитических приоритетах Китая Пакистан издавна занимал исключительное место в качестве отвлекающего и сдерживающего фактора по отношению к Индии. В отношениях же с Ираном Китай, чья взаимозависимость с Западом в экономической сфере в последние десятилетия нарастала, проявил сдержанность и ограничился поставкой нескольких исследовательских реакторов, практически непригодных для наработки оружейных материалов.
При таких обстоятельствах, очевидно, большой удачей для Тегерана стало взаимодействие с Россией. В результате этого сотрудничества Иран, несмотря на длительный перерыв в реализации ядерной программы, стал первой страной на Ближнем Востоке, которая обзавелась собственной действующей атомной энергетикой.
Отношения с Китаем развивались неровно. В начале 1990-х годов Пекин согласился было поставить Тегерану свой первый самостоятельно разработанный энергетический реактор CNP-300 мощностью около 300 МВт, который в то время только строился в самом Китае на АЭС «Циньшань». Однако в итоге Ирану не удалось стать реципиентом китайских ядерных технологий наравне с Пакистаном.
В геополитических приоритетах Китая Пакистан издавна занимал исключительное место в качестве отвлекающего и сдерживающего фактора по отношению к Индии. В отношениях же с Ираном Китай, чья взаимозависимость с Западом в экономической сфере в последние десятилетия нарастала, проявил сдержанность и ограничился поставкой нескольких исследовательских реакторов, практически непригодных для наработки оружейных материалов.
При таких обстоятельствах, очевидно, большой удачей для Тегерана стало взаимодействие с Россией. В результате этого сотрудничества Иран, несмотря на длительный перерыв в реализации ядерной программы, стал первой страной на Ближнем Востоке, которая обзавелась собственной действующей атомной энергетикой.
АЭС «БУШЕР»: ХРОНИКА
В августе 1992 года было подписано межправительственное соглашение Российской Федерации и Ирана о сотрудничестве при сооружении в Исламской Республике атомной станции.
В январе 1995 года на базе этого соглашения был подписан договор, предусматривавший достройку первого блока АЭС «Бушер» на основе российского реактора ВВЭР-1000 с использованием элементов частично построенного немецкого энергоблока.
Проект потребовал от российского поставщика технологий сложных и нестандартных решений в силу целого ряда причин, среди которых: необходимость состыковки технологий разных инженерных школ и поколений, редкие для российских реакторов сейсмические условия, необходимость инвентаризации оборудования и сооружений в условиях отсутствия значительной части технической документации и так далее.
Первый энергоблок станции был достроен к 2010 году и в сентябре 2013 года предварительно принят в промышленную эксплуатацию.
В августе 1992 года было подписано межправительственное соглашение Российской Федерации и Ирана о сотрудничестве при сооружении в Исламской Республике атомной станции.
В январе 1995 года на базе этого соглашения был подписан договор, предусматривавший достройку первого блока АЭС «Бушер» на основе российского реактора ВВЭР-1000 с использованием элементов частично построенного немецкого энергоблока.
Проект потребовал от российского поставщика технологий сложных и нестандартных решений в силу целого ряда причин, среди которых: необходимость состыковки технологий разных инженерных школ и поколений, редкие для российских реакторов сейсмические условия, необходимость инвентаризации оборудования и сооружений в условиях отсутствия значительной части технической документации и так далее.
Первый энергоблок станции был достроен к 2010 году и в сентябре 2013 года предварительно принят в промышленную эксплуатацию.
ЯДЕРНЫЙ ВЕЛОСИПЕД
Установив определенные отношения с перечисленными странами, Иран со второй половины 1990-х годов начал выстраивать производственную инфраструктуру атомной отрасли.Первым и крупнейшим ее объектом стала АЭС «Бушер».
Намерения Ирана в атомной сфере не ограничивались созданием ядерной генерации, что отличает его от других государств региона, планирующих развитие ядерной энергетики, но официально отказывающихся от создания мощностей обогащения урана и переработки ОЯТ: Объединенных Арабских Эмиратов, где уже строится АЭС «Барака», а также Турции, Египта, Иордании, Саудовской Аравии и прочих стран, планирующих строительство атомных станций.
Как уже упоминалось, светский Иран в начале 1970-х годов тоже поначалу предполагал создание таких переделов ЯТЦ на своей территории, однако быстро отказался от этой мысли, не желая ссориться с тогдашними западными союзниками, прежде всего США. Теократический Иран реанимировал эти идеи в новом виде.
В отличие от АЭС «Бушер», достройка которой воспринималась западными странами без восторга, но все же осуществлялась с ведома МАГАТЭ, проекты строительства ряда других ключевых объектов своей атомной инфраструктуры Иран поначалу скрывал (см. Табл. 1). Они нередко становились достоянием гласности постфактум — на этапе завершения или функционирования, что служило поводом для многочисленных обвинений Тегерана в несоблюдении обязательств перед МАГАТЭ.
Так было, например, с проектами создания технологий и предприятиями по обогащению урана, тяжеловодным реактором, установкой по производству тяжелой воды, планами организации радиохимического производства и так далее.
В 2000–2011 годах Иран создал мощности по обогащению урана на двух площадках: в Натанзе (провинция Исфахан) и в Фордо (в районе города Кум — столицы одноименной провинции). Исторически первая площадка в Натанзе состоит из двух основных объектов: Экспериментального завода, пущенного в 2003 году, и расположенного под землей Промышленного завода обогащения урана, принятого в эксплуатацию в 2007 году. Обогатительный завод в Фордо включает только подземные промышленные мощности, размещенные в недрах горного массива.
Установив определенные отношения с перечисленными странами, Иран со второй половины 1990-х годов начал выстраивать производственную инфраструктуру атомной отрасли.Первым и крупнейшим ее объектом стала АЭС «Бушер».
Намерения Ирана в атомной сфере не ограничивались созданием ядерной генерации, что отличает его от других государств региона, планирующих развитие ядерной энергетики, но официально отказывающихся от создания мощностей обогащения урана и переработки ОЯТ: Объединенных Арабских Эмиратов, где уже строится АЭС «Барака», а также Турции, Египта, Иордании, Саудовской Аравии и прочих стран, планирующих строительство атомных станций.
Как уже упоминалось, светский Иран в начале 1970-х годов тоже поначалу предполагал создание таких переделов ЯТЦ на своей территории, однако быстро отказался от этой мысли, не желая ссориться с тогдашними западными союзниками, прежде всего США. Теократический Иран реанимировал эти идеи в новом виде.
В отличие от АЭС «Бушер», достройка которой воспринималась западными странами без восторга, но все же осуществлялась с ведома МАГАТЭ, проекты строительства ряда других ключевых объектов своей атомной инфраструктуры Иран поначалу скрывал (см. Табл. 1). Они нередко становились достоянием гласности постфактум — на этапе завершения или функционирования, что служило поводом для многочисленных обвинений Тегерана в несоблюдении обязательств перед МАГАТЭ.
Так было, например, с проектами создания технологий и предприятиями по обогащению урана, тяжеловодным реактором, установкой по производству тяжелой воды, планами организации радиохимического производства и так далее.
В 2000–2011 годах Иран создал мощности по обогащению урана на двух площадках: в Натанзе (провинция Исфахан) и в Фордо (в районе города Кум — столицы одноименной провинции). Исторически первая площадка в Натанзе состоит из двух основных объектов: Экспериментального завода, пущенного в 2003 году, и расположенного под землей Промышленного завода обогащения урана, принятого в эксплуатацию в 2007 году. Обогатительный завод в Фордо включает только подземные промышленные мощности, размещенные в недрах горного массива.
ТАБЛИЦА 1. ОСНОВНЫЕ ОБЪЕКТЫ АТОМНОЙ ОТРАСЛИ ИРАНА
На обеих площадках используются центрифужные технологии разделения. Основой парка стали центрифуги первого поколения IR-1, которые конструктивно близки к ранним моделям пакистанских центрифуг и, очевидно, восходят к старым разработкам европейской компании URENCO. Практическая производительность одной машины в составе каскада, по различным оценкам, не превышает 1 ЕРР/г.
Помимо этой модели, в промышленное производство ранее внедрялись более совершенные центрифуги IR-2m, чья производительность в 3–5 раз выше. Также в Иране были разработаны другие модели центрифуг: IR-4, IR‑5, IR-6, IR-7, IR-8 и их модификации. Исходя из заявлений иранцев, практическая производительность самой современной из них — IR-8 — порядка 15 ЕРР/г. Однако перечисленные модели испытывались только в составе небольших экспериментальных каскадов либо отдельных машин.
Промышленные модели иранских центрифуг компонуются в каскады, обычно по 164–174 машины в каждом. Проект Промышленного завода в Натанзе предусматривает два заглубленных на ~20 метров одинаковых железобетонных корпуса (А и Б), разделенных каждый на восемь цехов. Частично оборудован центрифугами был лишь первый корпус.
В нем предусматривалось по 18 каскадов в каждом цехе, однако реально были заполнены (не до конца) лишь шесть цехов, пять из них укомплектованы центрифугами IR-1, и один цех — моделями IR-2m. До начала сокращения Ираном производственных мощностей в соответствии с международными договоренностями последних лет (о чем подробно ниже) последний цех содержал шесть укомплектованных каскадов IR-2m, еще 12 таких каскадов были готовы к монтажу. Однако смонтированные IR-2m так и не были использованы при обогащении урана.
Экспериментальный завод в Натанзе включает два стандартных каскада IR-1, которые использовались в составе производственной цепи совместно с мощностями подземного Промышленного завода, а также экспериментальные каскады разной размерности и отдельные центрифуги других названных моделей, которые устанавливались и испытывались в рамках НИОКР.
Проект завода в Фордо предусматривал два цеха по восемь каскадов в каждом. Первоначально предполагалось комплектовать их моделями IR-2m. Однако на деле завод был полностью заполнен машинами IR-1: были смонтированы все 16 каскадов, содержащие 2710 центрифуг.
На этих предприятиях Иран получал в виде конечной продукции уран двух степеней обогащения: до 5% (фактически в пределах 3,67%), а также около 20% (~19,75%). Уран обогащением ~20% производился на обеих площадках. В то же время между тремя заводами было установлено разделение труда, при котором низкообогащенный сырьевой уран, полученный на Промышленном заводе в Натанзе, поступал для дообогащения на Экспериментальный завод, а также в Фордо.
На первом предприятии для этого регулярно использовались два каскада по 164 центрифуги, на втором — четыре каскада по 174 центрифуги. На этих предприятиях Иран произвел около 11 тонн урана (в эквиваленте металла) обогащением до 5%, из них свыше 95% — на Промышленном заводе в Натанзе. Около 1/5 этого урана было направлено на обогащение до уровня около 20%.
Промышленное обогащение до этого уровня осуществлялось на протяжении примерно четырех лет — с февраля 2010 года по январь 2014 года. За это время получено в общей сложности ~302 кг урана обогащением около 20% (в эквиваленте металла). Свыше половины (55%) такого урана произведено в Фордо, остальное — на Экспериментальном заводе в Натанзе.
Помимо этой модели, в промышленное производство ранее внедрялись более совершенные центрифуги IR-2m, чья производительность в 3–5 раз выше. Также в Иране были разработаны другие модели центрифуг: IR-4, IR‑5, IR-6, IR-7, IR-8 и их модификации. Исходя из заявлений иранцев, практическая производительность самой современной из них — IR-8 — порядка 15 ЕРР/г. Однако перечисленные модели испытывались только в составе небольших экспериментальных каскадов либо отдельных машин.
Промышленные модели иранских центрифуг компонуются в каскады, обычно по 164–174 машины в каждом. Проект Промышленного завода в Натанзе предусматривает два заглубленных на ~20 метров одинаковых железобетонных корпуса (А и Б), разделенных каждый на восемь цехов. Частично оборудован центрифугами был лишь первый корпус.
В нем предусматривалось по 18 каскадов в каждом цехе, однако реально были заполнены (не до конца) лишь шесть цехов, пять из них укомплектованы центрифугами IR-1, и один цех — моделями IR-2m. До начала сокращения Ираном производственных мощностей в соответствии с международными договоренностями последних лет (о чем подробно ниже) последний цех содержал шесть укомплектованных каскадов IR-2m, еще 12 таких каскадов были готовы к монтажу. Однако смонтированные IR-2m так и не были использованы при обогащении урана.
Экспериментальный завод в Натанзе включает два стандартных каскада IR-1, которые использовались в составе производственной цепи совместно с мощностями подземного Промышленного завода, а также экспериментальные каскады разной размерности и отдельные центрифуги других названных моделей, которые устанавливались и испытывались в рамках НИОКР.
Проект завода в Фордо предусматривал два цеха по восемь каскадов в каждом. Первоначально предполагалось комплектовать их моделями IR-2m. Однако на деле завод был полностью заполнен машинами IR-1: были смонтированы все 16 каскадов, содержащие 2710 центрифуг.
На этих предприятиях Иран получал в виде конечной продукции уран двух степеней обогащения: до 5% (фактически в пределах 3,67%), а также около 20% (~19,75%). Уран обогащением ~20% производился на обеих площадках. В то же время между тремя заводами было установлено разделение труда, при котором низкообогащенный сырьевой уран, полученный на Промышленном заводе в Натанзе, поступал для дообогащения на Экспериментальный завод, а также в Фордо.
На первом предприятии для этого регулярно использовались два каскада по 164 центрифуги, на втором — четыре каскада по 174 центрифуги. На этих предприятиях Иран произвел около 11 тонн урана (в эквиваленте металла) обогащением до 5%, из них свыше 95% — на Промышленном заводе в Натанзе. Около 1/5 этого урана было направлено на обогащение до уровня около 20%.
Промышленное обогащение до этого уровня осуществлялось на протяжении примерно четырех лет — с февраля 2010 года по январь 2014 года. За это время получено в общей сложности ~302 кг урана обогащением около 20% (в эквиваленте металла). Свыше половины (55%) такого урана произведено в Фордо, остальное — на Экспериментальном заводе в Натанзе.
ЯДЕРНАЯ ВЕЛЕРЕЧИВОСТЬ
История развития ядерной программы Ирана изобилует случаями чересчур громких заявлений, не раз удивлявших иностранных наблюдателей.
Так, вскоре после введения антиядерных санкций Тегеран заявил об освоении лазерной технологии обогащения урана (она в принципе допускает создание более компактных установок изотопного разделения, которые легче скрыть от средств технической разведки, чем традиционные центрифужные и газодиффузионные промышленные мощности, занимающие огромные площади).
Подобные лабораторные работы в Иране действительно велись, однако эта технология нигде в мире пока не вышла за пределы экспериментального уровня.
Десять лет назад в Тегеране пообещали создать собственный ядерный энергоблок и с тех пор не раз рапортовали о прогрессе в проектных работах, однако МАГАТЭ так и не удалось получить хотя бы эскизы. Что и неудивительно: прецедентов создания полноценного энергетического реактора страной, не разработавшей ни одной исследовательской и экспериментальной установки, в мире нет.
На пике санкционного давления Тегеран намекал на возможность разработки собственной атомной подводной лодки. Лишь шесть государств в мире обладают комплексом действующих технологий такого рода.
Так, вскоре после введения антиядерных санкций Тегеран заявил об освоении лазерной технологии обогащения урана (она в принципе допускает создание более компактных установок изотопного разделения, которые легче скрыть от средств технической разведки, чем традиционные центрифужные и газодиффузионные промышленные мощности, занимающие огромные площади).
Подобные лабораторные работы в Иране действительно велись, однако эта технология нигде в мире пока не вышла за пределы экспериментального уровня.
Десять лет назад в Тегеране пообещали создать собственный ядерный энергоблок и с тех пор не раз рапортовали о прогрессе в проектных работах, однако МАГАТЭ так и не удалось получить хотя бы эскизы. Что и неудивительно: прецедентов создания полноценного энергетического реактора страной, не разработавшей ни одной исследовательской и экспериментальной установки, в мире нет.
На пике санкционного давления Тегеран намекал на возможность разработки собственной атомной подводной лодки. Лишь шесть государств в мире обладают комплексом действующих технологий такого рода.
Совокупная разделительная мощность трех иранских заводов оставалась в пределах примерно 0,01 млн ЕРР/г., что на порядок меньше потребностей действующих реакторов страны в обогащенном уране (до 0,15 млн ЕРР/г.) и на 2–3 порядка уступает мощностям каждого из лидеров мирового рынка обогащения.
Другой ключевой площадкой иранской атомной отрасли стал Ядерный центр в районе третьего по величине города страны Исфахана. Здесь с помощью Китая было построено четыре небольших исследовательских реактора: так называемый Миниатюрный нейтронный источник, Подкритический легководный реактор, Тяжеловодный реактор нулевой мощности, Подкритический реактор с графитовым замедлителем (выведен из эксплуатации).
Кроме того, Исфахан издавна специализировался на определенных переделах ядерно-топливного цикла. В построенных тут еще в конце прошлого века специализированных лабораториях проводились исследования по радиохимии, ядерному топливу и другие. В нынешнем столетии в Исфаханском центре были созданы промышленные (по меркам Ирана) переделы ЯТЦ: Завод по производству топлива, Завод фабрикации пластинчатого топлива, Завод по производству порошка диоксида обогащенного урана и Конверсионный завод.
Конверсионный завод, способный производить гексафторид урана природного изотопного состава и диоксид из различного уранового сырья, вышел на полную производительность в середине прошлого десятилетия. Его мощность по основной продукции — гексафториду (порядка 200 тонн/г.) кратно превосходит потребности обогатительных предприятий Натанза и Фордо на пике их производительности.
Завод по фабрикации пластинчатого топлива предназначен прежде всего для деконверсии обогащенного до ~20 % гексафторида урана, полученного из Натанза и Фордо, в закись-окись урана, на основе которой и с использованием алюминия производятся пластинчатые твэлы и сборки для Тегеранского исследовательского реактора.
Завод также изготавливал мишени для наработки изотопов в Тегеранском ядерном центре. В общей сложности предприятие перевело в форму U3O8 для производства пластинчатых твэлов ~337 кг UF6 с обогащением около 20 %.
Завод по производству топлива (не путать с Заводом фабрикации пластинчатого топлива) изначально планировался для покрытия топливных потребностей строящегося в Араке тяжеловодного исследовательского реактора IR-40, а также возможного обеспечения в будущем других реакторных установок. Однако предполагаемое существенное изменение проекта реактора в Араке требует и смены приоритетов топливного завода.
Фактически тут производились различные тестовые и экспериментальные сборки и твэлы, включая экспериментальную мини-сборку и тестовый твэл для IR‑40 из диоксида природного урана, которые облучались в Тегеранском исследовательском реакторе. В соответствии с международными соглашениями Ирана, это производство прекращено в 2014 году и в будущем завод будет фабриковать исключительно топливо из низкообогащенного урана.
Другой ключевой площадкой иранской атомной отрасли стал Ядерный центр в районе третьего по величине города страны Исфахана. Здесь с помощью Китая было построено четыре небольших исследовательских реактора: так называемый Миниатюрный нейтронный источник, Подкритический легководный реактор, Тяжеловодный реактор нулевой мощности, Подкритический реактор с графитовым замедлителем (выведен из эксплуатации).
Кроме того, Исфахан издавна специализировался на определенных переделах ядерно-топливного цикла. В построенных тут еще в конце прошлого века специализированных лабораториях проводились исследования по радиохимии, ядерному топливу и другие. В нынешнем столетии в Исфаханском центре были созданы промышленные (по меркам Ирана) переделы ЯТЦ: Завод по производству топлива, Завод фабрикации пластинчатого топлива, Завод по производству порошка диоксида обогащенного урана и Конверсионный завод.
Конверсионный завод, способный производить гексафторид урана природного изотопного состава и диоксид из различного уранового сырья, вышел на полную производительность в середине прошлого десятилетия. Его мощность по основной продукции — гексафториду (порядка 200 тонн/г.) кратно превосходит потребности обогатительных предприятий Натанза и Фордо на пике их производительности.
Завод по фабрикации пластинчатого топлива предназначен прежде всего для деконверсии обогащенного до ~20 % гексафторида урана, полученного из Натанза и Фордо, в закись-окись урана, на основе которой и с использованием алюминия производятся пластинчатые твэлы и сборки для Тегеранского исследовательского реактора.
Завод также изготавливал мишени для наработки изотопов в Тегеранском ядерном центре. В общей сложности предприятие перевело в форму U3O8 для производства пластинчатых твэлов ~337 кг UF6 с обогащением около 20 %.
Завод по производству топлива (не путать с Заводом фабрикации пластинчатого топлива) изначально планировался для покрытия топливных потребностей строящегося в Араке тяжеловодного исследовательского реактора IR-40, а также возможного обеспечения в будущем других реакторных установок. Однако предполагаемое существенное изменение проекта реактора в Араке требует и смены приоритетов топливного завода.
Фактически тут производились различные тестовые и экспериментальные сборки и твэлы, включая экспериментальную мини-сборку и тестовый твэл для IR‑40 из диоксида природного урана, которые облучались в Тегеранском исследовательском реакторе. В соответствии с международными соглашениями Ирана, это производство прекращено в 2014 году и в будущем завод будет фабриковать исключительно топливо из низкообогащенного урана.
Завод по производству порошка диоксида обогащенного урана начал работу в Исфахане с мая 2014 года. Согласно проекту, предприятие предназначалось прежде всего для производства порошка диоксида из UF6 различной степени обогащения: менее 3,67 %, а также около 20 %. К началу 2016 года подавляющая часть сырья для такого производства была исчерпана в силу ограничений, наложенных на Иран международными соглашениями.
Вопреки названию завода, он в качестве сырья также использовал гексафторид урана природного изотопного состава (ставший ненужным в прежних количествах в связи с ограничениями по международным соглашениям и снижением объемов обогащения в стране) и обедненный уран, который был накоплен в существенном количестве в качестве побочного продукта процесса изотопного разделения в Натанзе и Фордо. При использовании последнего сырья конечным продуктом является не диоксид, а оксифторид урана UO2F2.
Среди ключевых для отрасли объектов — Тегеранский ядерный исследовательский центр, исторически первая исследовательская площадка иранской отрасли, созданная еще в конце 1960-х годов на базе Тегеранского университета. Центр включает Тегеранский исследовательский реактор (ТИР), Многопрофильные лаборатории им. Джабира ибн Хайана, Комплекс по производству радиоизотопов молибдена, йода и ксенона.
В Многопрофильных лабораториях (названных в честь рожденного в Персии полулегендарного средневекового алхимика, известного в европейском мире под переиначенным именем Гебер) с 1980-х годов велись НИОКР по обогащению, исследования по химии урана и трансуранидов.
Некоторые из них дали дополнительные основания подозревать Тегеран в скрытых ядерных амбициях. В частности, как подтвердило МАГАТЭ, в 1995–2000 годах тут проводились эксперименты по получению металлического урана из тетрафторида UF4.
Комплекс по производству радиоизотопов, пущенный в 2005 году, предназначен прежде всего для получения 99Mo, 133Xe и 131I. Для этого в специальных камерах осуществляется разделка мишеней, содержащих уран и облученных в Тегеранском исследовательском реакторе.
Вопреки названию завода, он в качестве сырья также использовал гексафторид урана природного изотопного состава (ставший ненужным в прежних количествах в связи с ограничениями по международным соглашениям и снижением объемов обогащения в стране) и обедненный уран, который был накоплен в существенном количестве в качестве побочного продукта процесса изотопного разделения в Натанзе и Фордо. При использовании последнего сырья конечным продуктом является не диоксид, а оксифторид урана UO2F2.
Среди ключевых для отрасли объектов — Тегеранский ядерный исследовательский центр, исторически первая исследовательская площадка иранской отрасли, созданная еще в конце 1960-х годов на базе Тегеранского университета. Центр включает Тегеранский исследовательский реактор (ТИР), Многопрофильные лаборатории им. Джабира ибн Хайана, Комплекс по производству радиоизотопов молибдена, йода и ксенона.
В Многопрофильных лабораториях (названных в честь рожденного в Персии полулегендарного средневекового алхимика, известного в европейском мире под переиначенным именем Гебер) с 1980-х годов велись НИОКР по обогащению, исследования по химии урана и трансуранидов.
Некоторые из них дали дополнительные основания подозревать Тегеран в скрытых ядерных амбициях. В частности, как подтвердило МАГАТЭ, в 1995–2000 годах тут проводились эксперименты по получению металлического урана из тетрафторида UF4.
Комплекс по производству радиоизотопов, пущенный в 2005 году, предназначен прежде всего для получения 99Mo, 133Xe и 131I. Для этого в специальных камерах осуществляется разделка мишеней, содержащих уран и облученных в Тегеранском исследовательском реакторе.
Тегеранский исследовательский реактор, как упоминалось, был построен США. Его физпуск состоялся в ноябре 1967 года, и с тех пор он остается в эксплуатации, хотя и с перерывами. Он представляет собой легководную установку бассейнового типа c тепловой мощностью около 5 МВт и потоком нейтронов 1014 н/см2/с.
Первоначально Тегеранский реактор работал на топливе из сплава алюминия с высокообогащенным (свыше 90 %) ураном. К началу 1990‑х он с помощью аргентинской госкомпании INVAP, известной на рынке исследовательских реакторов, был переведен на топливо, состоящее из U3O8 с добавлением алюминия. При этом уровень обогащения был снижен до 19,7 %. Реактор с новой активной зоной был пущен в ноябре 1993 года.
В тот же период Аргентина с ведома МАГАТЭ поставила Ирану около 116 кг урана обогащением 19,7 %. Этого количества было достаточно для работы реактора в течение полутора-двух десятков лет, в зависимости от режима эксплуатации. Таким образом, к началу нынешнего десятилетия возникла проблема обеспечения Тегеранского реактора топливом, что было использовано Ираном в качестве повода для начала (фактически с 2010 года) обогащения урана до почти 20 % и организации собственного топливного производства в Исфахане.
Сегодня в активной зоне ТИРа применяется отечественное топливо. Однако потребности в нем значительно меньше, чем способны произвести созданные Ираном производственные мощности обогащения и фабрикации.
Еще одним важнейшим звеном иранской ядерной программы стала площадка в Араке (провинция Меркези), на которой первоначально планировалось строительство тяжеловодного реактора IR-40, завода по производству тяжелой воды и радиохимического комплекса.
Проект IR-40 предусматривал канальный реактор тепловой мощностью порядка 40 МВт с тяжелой водой в качестве замедлителя и теплоносителя контура охлаждения, со 150 топливными сборками, содержащими диоксид урана природного изотопного состава, вертикальными каналами и каландром. Как и ряд других ключевых иранских ядерных проектов, этот начал осуществляться втайне, однако после его раскрытия в начале 2000-х годов на Западе Тегеран подчеркивал, что реактор является исследовательским и предназначен для замены ТИРа в наработке изотопов.
Впрочем, зарубежные эксперты полагают, что представленный дизайн дает возможность нарабатывать плутоний в количествах, достаточных для штучного производства ядерных боеприпасов. Строительство IR‑40 затянулось. Иран долгое время не допускал углубленной инспекции МАГАТЭ и отказывался предоставлять детальную информацию о конструкции реактора.
Первоначально Тегеранский реактор работал на топливе из сплава алюминия с высокообогащенным (свыше 90 %) ураном. К началу 1990‑х он с помощью аргентинской госкомпании INVAP, известной на рынке исследовательских реакторов, был переведен на топливо, состоящее из U3O8 с добавлением алюминия. При этом уровень обогащения был снижен до 19,7 %. Реактор с новой активной зоной был пущен в ноябре 1993 года.
В тот же период Аргентина с ведома МАГАТЭ поставила Ирану около 116 кг урана обогащением 19,7 %. Этого количества было достаточно для работы реактора в течение полутора-двух десятков лет, в зависимости от режима эксплуатации. Таким образом, к началу нынешнего десятилетия возникла проблема обеспечения Тегеранского реактора топливом, что было использовано Ираном в качестве повода для начала (фактически с 2010 года) обогащения урана до почти 20 % и организации собственного топливного производства в Исфахане.
Сегодня в активной зоне ТИРа применяется отечественное топливо. Однако потребности в нем значительно меньше, чем способны произвести созданные Ираном производственные мощности обогащения и фабрикации.
Еще одним важнейшим звеном иранской ядерной программы стала площадка в Араке (провинция Меркези), на которой первоначально планировалось строительство тяжеловодного реактора IR-40, завода по производству тяжелой воды и радиохимического комплекса.
Проект IR-40 предусматривал канальный реактор тепловой мощностью порядка 40 МВт с тяжелой водой в качестве замедлителя и теплоносителя контура охлаждения, со 150 топливными сборками, содержащими диоксид урана природного изотопного состава, вертикальными каналами и каландром. Как и ряд других ключевых иранских ядерных проектов, этот начал осуществляться втайне, однако после его раскрытия в начале 2000-х годов на Западе Тегеран подчеркивал, что реактор является исследовательским и предназначен для замены ТИРа в наработке изотопов.
Впрочем, зарубежные эксперты полагают, что представленный дизайн дает возможность нарабатывать плутоний в количествах, достаточных для штучного производства ядерных боеприпасов. Строительство IR‑40 затянулось. Иран долгое время не допускал углубленной инспекции МАГАТЭ и отказывался предоставлять детальную информацию о конструкции реактора.
ТАБЛИЦА 2. РЕЗОЛЮЦИИ СБ ООН, НЕПОСРЕДСТВЕННО КАСАЮЩИЕСЯ ЯДЕРНОЙ И СМЕЖНЫХ ПРОГРАММ ИРАНА
К 2013– 2014 годам (на фоне смены президентской власти в Иране) позиция Тегерана смягчилась: МАГАТЭ получило возможность лучше ознакомиться с объектом, в то же время Иран заявил о готовности изменить проект, учтя опасения международного сообщества. На этом фоне строительство IR-40, которое находилось в продвинутой стадии, остановилось, как и другие направления тяжеловодной программы: изготовление топлива для этого реактора в Исфахане и его тестирование в Тегеранском ядерном центре, производство и накопление тяжелой воды и др.
В Араке же был построен завод по производству тяжелой воды мощностью 16 тонн оксида дейтерия реакторной чистоты в год. Это один из немногих компонентов ядерной программы Ирана, который долгое время официально оставался вне контроля МАГАТЭ.
На фоне «оттепели» в отношениях с международным сообществом Иран согласился предоставить интересующую МАГАТЭ информацию о проекте и допустил инспекцию агентства на завод в Араке и в хранилище тяжелой воды в Исфахане. Тегеран обязался предоставлять МАГАТЭ данные об объемах производства и хранения тяжелой воды, а также поддерживать ее запасы на уровне не выше 130 тонн.
Иран накопил около 131 тонны тяжелой воды, однако в конце февраля 2016 года снизил этот объем до ~111 тонн, экспортировав 20 тонн. Кроме того, в начале весны Тегеран договорился о поставке 32 тонн тяжелой воды в США и обсуждал другие подобные сделки.
Помимо названных объектов, Иран ранее планировал построить в Араке комплекс переработки облученного ОЯТ IR-40. Тегеран объяснял это необходимостью извлечения медицинских изотопов, однако МАГАТЭ ставило вопрос о судьбе плутония, который неизбежно нарабатывался бы в реакторе в том или ином количестве и качестве. В ответ Тегеран утверждал, что он не ставит целью извлечение Pu, а кроме того, нарабатываемый плутоний не будет оружейного качества.
Впрочем, при такой конструкции реактора качество плутония, определяемое соотношением изотопов, зависит от используемых режимов эксплуатации реактора, и при определенных топливных циклах с низким выгоранием он мог использоваться для наработки оружейного материала в значимых количествах.
Ведь подобные «исследовательские» реакторы сопоставимой с иранским мощности и схожей конструкции стояли у истоков ядерно-оружейных программ таких стран, как Израиль и Индия. Поэтому планы строительства Ираном радиохимического комплекса с горячими камерами вызывали возражения МАГАТЭ. В итоге Иран отказался от реализации в Араке проекта в его прежнем виде.
Помимо перечисленных, в Иране имеется ряд других действующих и планируемых объектов атомной отрасли. К ним относятся небольшие уранодобывающие мощности, площадка планируемой АЭС в Дарховине, Ядерный исследовательский центр и хранилище радиоактивных отходов в Кередже, планируемый исследовательский реактор в Ширазе и некоторые другие.
В Араке же был построен завод по производству тяжелой воды мощностью 16 тонн оксида дейтерия реакторной чистоты в год. Это один из немногих компонентов ядерной программы Ирана, который долгое время официально оставался вне контроля МАГАТЭ.
На фоне «оттепели» в отношениях с международным сообществом Иран согласился предоставить интересующую МАГАТЭ информацию о проекте и допустил инспекцию агентства на завод в Араке и в хранилище тяжелой воды в Исфахане. Тегеран обязался предоставлять МАГАТЭ данные об объемах производства и хранения тяжелой воды, а также поддерживать ее запасы на уровне не выше 130 тонн.
Иран накопил около 131 тонны тяжелой воды, однако в конце февраля 2016 года снизил этот объем до ~111 тонн, экспортировав 20 тонн. Кроме того, в начале весны Тегеран договорился о поставке 32 тонн тяжелой воды в США и обсуждал другие подобные сделки.
Помимо названных объектов, Иран ранее планировал построить в Араке комплекс переработки облученного ОЯТ IR-40. Тегеран объяснял это необходимостью извлечения медицинских изотопов, однако МАГАТЭ ставило вопрос о судьбе плутония, который неизбежно нарабатывался бы в реакторе в том или ином количестве и качестве. В ответ Тегеран утверждал, что он не ставит целью извлечение Pu, а кроме того, нарабатываемый плутоний не будет оружейного качества.
Впрочем, при такой конструкции реактора качество плутония, определяемое соотношением изотопов, зависит от используемых режимов эксплуатации реактора, и при определенных топливных циклах с низким выгоранием он мог использоваться для наработки оружейного материала в значимых количествах.
Ведь подобные «исследовательские» реакторы сопоставимой с иранским мощности и схожей конструкции стояли у истоков ядерно-оружейных программ таких стран, как Израиль и Индия. Поэтому планы строительства Ираном радиохимического комплекса с горячими камерами вызывали возражения МАГАТЭ. В итоге Иран отказался от реализации в Араке проекта в его прежнем виде.
Помимо перечисленных, в Иране имеется ряд других действующих и планируемых объектов атомной отрасли. К ним относятся небольшие уранодобывающие мощности, площадка планируемой АЭС в Дарховине, Ядерный исследовательский центр и хранилище радиоактивных отходов в Кередже, планируемый исследовательский реактор в Ширазе и некоторые другие.
Дарховин остается потенциальной площадкой для размещения ядерных объектов, расположенной не слишком удачно (во время ирано-иракской войны она оказалась в зоне временной оккупации). После несостоявшихся планов строительства здесь сначала французских, затем китайских реакторов Иран в середине 2000-х годов заявил о возможности строительства в этом месте планируемой к разработке отечественной реакторной установки. Однако она, судя по всему, так и не была создана.
Ядерный центр в Кередже на севере страны вел прикладные исследования в сфере неэнергетического применения ядерных технологий (в сельском хозяйстве, медицине и других областях), изучал воздействие радиации на живые организмы. Ранее Иран планировал превратить Кередж в важнейший центр ЯТЦ: здесь велись НИОКР в сфере разделения изотопов урана с помощью лазера и начиналось строительство завода обогащения. Однако позже основные проекты НИОКР и промышленного обогащения были перенесены в Натанз и Фордо.
В феврале 2014 года Иран объявил о планах строительства в Ширазе (столица провинции Фарс на юге страны) легководного многоцелевого исследовательского реактора «Фарс» мощностью 10 МВт, который должен был использоваться для наработки изотопов. В свете последних требований Совета Безопасности ООН и МАГАТЭ к Ирану такой проект не вызовет нареканий.
Его предполагалось реализовать под эгидой Ширазского университета, где в 1970-х годах уже планировалось построить исследовательский реактор конструкции General Electric, но эти планы сорвались из-за последовавших политических изменений в Иране.
Суммарные геологические запасы урана в Исламской Республике незначительны: по любым оценкам они не превышают нескольких тысяч тонн и по себестоимости добычи относятся к наиболее дорогостоящей категории, несмотря на возможность применения на некоторых месторождениях, ориентированных на добычу преимущественно открытым способом, подземного или кучного выщелачивания.
Рудники и аффинажные заводы находятся у побережья Ормузского пролива, а также в центральном Иране, в районе Ардакана. Фактическая добыча урана в стране никогда не превышала нескольких десятков тонн в год и не является предметом особого беспокойства со стороны МАГАТЭ. Однако агентство намерено в течение ближайших 25 лет отслеживать перемещения уранового концентрата.
Ядерный центр в Кередже на севере страны вел прикладные исследования в сфере неэнергетического применения ядерных технологий (в сельском хозяйстве, медицине и других областях), изучал воздействие радиации на живые организмы. Ранее Иран планировал превратить Кередж в важнейший центр ЯТЦ: здесь велись НИОКР в сфере разделения изотопов урана с помощью лазера и начиналось строительство завода обогащения. Однако позже основные проекты НИОКР и промышленного обогащения были перенесены в Натанз и Фордо.
В феврале 2014 года Иран объявил о планах строительства в Ширазе (столица провинции Фарс на юге страны) легководного многоцелевого исследовательского реактора «Фарс» мощностью 10 МВт, который должен был использоваться для наработки изотопов. В свете последних требований Совета Безопасности ООН и МАГАТЭ к Ирану такой проект не вызовет нареканий.
Его предполагалось реализовать под эгидой Ширазского университета, где в 1970-х годах уже планировалось построить исследовательский реактор конструкции General Electric, но эти планы сорвались из-за последовавших политических изменений в Иране.
Суммарные геологические запасы урана в Исламской Республике незначительны: по любым оценкам они не превышают нескольких тысяч тонн и по себестоимости добычи относятся к наиболее дорогостоящей категории, несмотря на возможность применения на некоторых месторождениях, ориентированных на добычу преимущественно открытым способом, подземного или кучного выщелачивания.
Рудники и аффинажные заводы находятся у побережья Ормузского пролива, а также в центральном Иране, в районе Ардакана. Фактическая добыча урана в стране никогда не превышала нескольких десятков тонн в год и не является предметом особого беспокойства со стороны МАГАТЭ. Однако агентство намерено в течение ближайших 25 лет отслеживать перемещения уранового концентрата.
ТАКТИЧЕСКИЙ КОМПРОМИСС
Со времени победы Исламской революции Иран подвергался многочисленным санкциям и ограничениям, которые вводились различными странами (наиболее последовательно — США) и международными организациями и затрагивали важнейшие сферы иранской экономики, ряд ключевых компаний и физических лиц. Эти меры, среди прочего, привели к фактическому прекращению реализации в Иране атомных проектов компаниями большинства государств.
Несмотря на неблагоприятные внешние условия, с начала 2000-х годов развитие иранской ядерной программы заметно ускорилось, начала расширяться инфраструктура атомной отрасли. При этом появились различные свидетельства сокрытия Ираном части ядерной программы от МАГАТЭ (см. Табл. 1).
На этом фоне с середины 2000-х годов до 2013 года Иран занял достаточно бескомпромиссную позицию в отношении своей ядерной программы, продолжая развивать технологии двойного назначения и фактически отказываясь ограничить их и поставить под реальный контроль МАГАТЭ.
Все это спровоцировало введение международным сообществом серии новых санкций, направленных в конечном итоге на ограничение ядерной и других программ, предположительно связанных с созданием оружия массового поражения. Эти санкции были введены в 2006– 2010 годах резолюциями Совета безопасности ООН (см. Табл. 2). Резолюции №№ 1737, 1747, 1803 и 1929 ввели дополнительные санкции против Ирана, а резолюция № 1835 констатировала несоблюдение Тегераном решений ООН и подтвердила действие установленных прежде санкций.
Помимо официальных санкций, иранская ядерная программа, очевидно, подвергалась и неформальному давлению, включая террористические акты и диверсии. К таким примерам предположительно относится серия убийств иранских ученых, связанных с ядерной программой, а также кибератака с помощью вируса Stuxnet, который в 2009– 2010 годах был внедрен в систему управления каскадами в Натанзе, привел к раскрутке ряда центрифуг выше предельно допустимых уровней и выходу некоторых из строя.
Стоит отметить: когда в последующие годы МАГАТЭ получило возможность досконально изучить ядерную программу Ирана, оно пришло к выводу, что активность страны в создании непосредственно ядерного оружия не заходила дальше НИОКР и фактически убывала на протяжении 2000-х годов по мере нарастания иностранного внимания и давления. В частности, агентство не нашло доказательств того, что с 2010 года Тегеран вел какие-либо работы, напрямую подразумевающие создание ядерного взрывного устройства.
Примерно с конца 2013 года (после ухода с поста президента Махмуда Ахмадинежада, при котором отношения с Западом обострились) Иран занял более конструктивную позицию в отношении собственной ядерной программы, что позволило, после ряда промежуточных уступок и длительных переговоров, к середине 2015 года достигнуть важного компромисса между Тегераном и государствами, принимающими активное участие в переговорах по Иранской ядерной программе.
14 июля 2015 года Иран и представители так называемых стран E3/EU+3 (США, Россия, Китай, Евросоюз и три страны ЕС: Великобритания, Франция, Германия) согласовали Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД), основные положения которого спустя неделю, 20 июля, были одобрены Резолюцией № 2231 (2015) Совета безопасности ООН.
Со времени победы Исламской революции Иран подвергался многочисленным санкциям и ограничениям, которые вводились различными странами (наиболее последовательно — США) и международными организациями и затрагивали важнейшие сферы иранской экономики, ряд ключевых компаний и физических лиц. Эти меры, среди прочего, привели к фактическому прекращению реализации в Иране атомных проектов компаниями большинства государств.
Несмотря на неблагоприятные внешние условия, с начала 2000-х годов развитие иранской ядерной программы заметно ускорилось, начала расширяться инфраструктура атомной отрасли. При этом появились различные свидетельства сокрытия Ираном части ядерной программы от МАГАТЭ (см. Табл. 1).
На этом фоне с середины 2000-х годов до 2013 года Иран занял достаточно бескомпромиссную позицию в отношении своей ядерной программы, продолжая развивать технологии двойного назначения и фактически отказываясь ограничить их и поставить под реальный контроль МАГАТЭ.
Все это спровоцировало введение международным сообществом серии новых санкций, направленных в конечном итоге на ограничение ядерной и других программ, предположительно связанных с созданием оружия массового поражения. Эти санкции были введены в 2006– 2010 годах резолюциями Совета безопасности ООН (см. Табл. 2). Резолюции №№ 1737, 1747, 1803 и 1929 ввели дополнительные санкции против Ирана, а резолюция № 1835 констатировала несоблюдение Тегераном решений ООН и подтвердила действие установленных прежде санкций.
Помимо официальных санкций, иранская ядерная программа, очевидно, подвергалась и неформальному давлению, включая террористические акты и диверсии. К таким примерам предположительно относится серия убийств иранских ученых, связанных с ядерной программой, а также кибератака с помощью вируса Stuxnet, который в 2009– 2010 годах был внедрен в систему управления каскадами в Натанзе, привел к раскрутке ряда центрифуг выше предельно допустимых уровней и выходу некоторых из строя.
Стоит отметить: когда в последующие годы МАГАТЭ получило возможность досконально изучить ядерную программу Ирана, оно пришло к выводу, что активность страны в создании непосредственно ядерного оружия не заходила дальше НИОКР и фактически убывала на протяжении 2000-х годов по мере нарастания иностранного внимания и давления. В частности, агентство не нашло доказательств того, что с 2010 года Тегеран вел какие-либо работы, напрямую подразумевающие создание ядерного взрывного устройства.
Примерно с конца 2013 года (после ухода с поста президента Махмуда Ахмадинежада, при котором отношения с Западом обострились) Иран занял более конструктивную позицию в отношении собственной ядерной программы, что позволило, после ряда промежуточных уступок и длительных переговоров, к середине 2015 года достигнуть важного компромисса между Тегераном и государствами, принимающими активное участие в переговорах по Иранской ядерной программе.
14 июля 2015 года Иран и представители так называемых стран E3/EU+3 (США, Россия, Китай, Евросоюз и три страны ЕС: Великобритания, Франция, Германия) согласовали Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД), основные положения которого спустя неделю, 20 июля, были одобрены Резолюцией № 2231 (2015) Совета безопасности ООН.
Согласно Резолюции № 2231, Иран должен выполнить значительную часть требований (но не все), выдвигавшихся ранее к его ядерной программе представителями международного сообщества. В обмен на это СБ ООН и названные страны обязались отменить или приостановить значительную часть санкций и ограничений, оказывающих негативное влияние на иранскую экономику.
Основные обязательства Ирана, касающиеся его ядерной программы, заключаются в следующем.
Тегеран приостанавливает расширение деятельности по обогащению урана (как минимум на 8–15 лет, в зависимости от направления), ограничивая ее на уровне существенно ниже достигнутого к началу текущего десятилетия. Так, из более чем 19 тыс. центрифуг, ранее установленных на обеих обогатительных площадках, должно остаться в работе чуть более четверти парка — 5060 машин в 30 каскадах, относящихся к первому поколению (модель IR-1; все — в Натанзе).
Большинство центрифуг демонтируются и помещаются на хранение в Натанзе (порядка 13 тыс., преимущественно типа IR-1, но также полноразмерные каскады IR-2m и IR-4). Часть центрифуг в Фордо (1044 машин модели IR‑1) остаются недемонтированными, при этом два каскада могут использоваться для производства стабильных изотопов. В течение как минимум 15 лет вся деятельность по обогащению урана, включая НИОКР, сосредоточивается только в Натанзе, а все ядерные материалы с площадки в Фордо должны быть вывезены.
Производство новых центрифуг и НИОКР ограничиваются небольшими масштабами и остаются в основном в рамках уже разработанных моделей и центрифужной технологии разделения. Ограничения по числу центрифуг действуют в течение 10 лет, по НИОКР и производству новых центрифуг — от 8 до10 лет. В течение 10 лет Иран обязался не устанавливать промышленные каскады наиболее современной из разработанных центрифуг — IR-8.
Более совершенные центрифуги, которые могут быть созданы, не должны монтироваться в течение как минимум 15 лет. В эти сроки вся деятельность по обогащению и НИОКР в этой области должна осуществляться в рамках плана, который Иран обязан заранее согласовать с МАГАТЭ.
В течение 15 лет Иран не должен осуществлять обогащение урана до уровня выше 3,67%, при этом запасы обогащенного урана существенно ограничиваются. До сих пор страна произвела накопленным итогом порядка 16,1 тонн гексафторида урана с обогащением менее 4 % (приблизительно 11 тонн «в чистом» уране) и порядка 0,45 тонн гексафторида урана обогащением около 20% (~0,3 тонны урана).
Согласно СВПД, в течение 15 лет допустимые запасы урана в стране ограничиваются 300 кг в эквиваленте гексафторида с обогащением до 3,67%, что означает примерно 200 кг обогащенного урана в любых химических соединениях. То есть СВПД допускает единовременное хранение урана в таком количестве в форме гексафорида, однако, учитывая весь комплекс ограничений по этому соглашению, большая часть урана этой степени обогащения понадобится Ирану в форме диоксида.
Эти ограничения не распространяются на уран в составе ядерного топлива количествах, соответствующих потребностям действующих и вводимых в эксплуатацию реакторов (эти потребности на два порядка больше допустимого лимита запасов урана). Такое топливо в дальнейшем может импортироваться либо производиться под контролем МАГАТЭ из импортного сырья на территории Ирана.
В соответствии с прежними договоренностями, достигнутыми Ираном с упомянутыми странами и ЕС в конце 2013 года, из ~302 кг «чистого» урана обогащением около 20%, произведенных в стране, ~74 кг было разбавлено в начале 2014 года до уровня ниже 3,67%. С того времени в Иране оставалось около 228 кг урана обогащением до 19,75%.
Согласно СВПД, все оставшееся количество урана этой степени обогащения должно быть использовано для производства топлива Тегеранского исследовательского реактора или разбавлено, либо вывезено за пределы страны по контрактам, предусматривающим встречные поставки Ирану эквивалентных объемов природного урана.
Эти ограничения касаются всех химических соединений среднеобогащенного урана (гексафторид разделительного производства и оксиды, получаемые в конечном итоге из побочных продуктов конверсии и фабрикации пластинчатого топлива и мишеней).
Соглашение с Ираном также предусматривает контроль МАГАТЭ над количеством и перемещениями уранового концентрата, производимого в стране или импортируемого. Прежде всего, международная организация проследит, чтобы весь концентрат поступал на задекларированные мощности конверсии (на сегодня — только в Исфахан).
Основные обязательства Ирана, касающиеся его ядерной программы, заключаются в следующем.
Тегеран приостанавливает расширение деятельности по обогащению урана (как минимум на 8–15 лет, в зависимости от направления), ограничивая ее на уровне существенно ниже достигнутого к началу текущего десятилетия. Так, из более чем 19 тыс. центрифуг, ранее установленных на обеих обогатительных площадках, должно остаться в работе чуть более четверти парка — 5060 машин в 30 каскадах, относящихся к первому поколению (модель IR-1; все — в Натанзе).
Большинство центрифуг демонтируются и помещаются на хранение в Натанзе (порядка 13 тыс., преимущественно типа IR-1, но также полноразмерные каскады IR-2m и IR-4). Часть центрифуг в Фордо (1044 машин модели IR‑1) остаются недемонтированными, при этом два каскада могут использоваться для производства стабильных изотопов. В течение как минимум 15 лет вся деятельность по обогащению урана, включая НИОКР, сосредоточивается только в Натанзе, а все ядерные материалы с площадки в Фордо должны быть вывезены.
Производство новых центрифуг и НИОКР ограничиваются небольшими масштабами и остаются в основном в рамках уже разработанных моделей и центрифужной технологии разделения. Ограничения по числу центрифуг действуют в течение 10 лет, по НИОКР и производству новых центрифуг — от 8 до10 лет. В течение 10 лет Иран обязался не устанавливать промышленные каскады наиболее современной из разработанных центрифуг — IR-8.
Более совершенные центрифуги, которые могут быть созданы, не должны монтироваться в течение как минимум 15 лет. В эти сроки вся деятельность по обогащению и НИОКР в этой области должна осуществляться в рамках плана, который Иран обязан заранее согласовать с МАГАТЭ.
В течение 15 лет Иран не должен осуществлять обогащение урана до уровня выше 3,67%, при этом запасы обогащенного урана существенно ограничиваются. До сих пор страна произвела накопленным итогом порядка 16,1 тонн гексафторида урана с обогащением менее 4 % (приблизительно 11 тонн «в чистом» уране) и порядка 0,45 тонн гексафторида урана обогащением около 20% (~0,3 тонны урана).
Согласно СВПД, в течение 15 лет допустимые запасы урана в стране ограничиваются 300 кг в эквиваленте гексафторида с обогащением до 3,67%, что означает примерно 200 кг обогащенного урана в любых химических соединениях. То есть СВПД допускает единовременное хранение урана в таком количестве в форме гексафорида, однако, учитывая весь комплекс ограничений по этому соглашению, большая часть урана этой степени обогащения понадобится Ирану в форме диоксида.
Эти ограничения не распространяются на уран в составе ядерного топлива количествах, соответствующих потребностям действующих и вводимых в эксплуатацию реакторов (эти потребности на два порядка больше допустимого лимита запасов урана). Такое топливо в дальнейшем может импортироваться либо производиться под контролем МАГАТЭ из импортного сырья на территории Ирана.
В соответствии с прежними договоренностями, достигнутыми Ираном с упомянутыми странами и ЕС в конце 2013 года, из ~302 кг «чистого» урана обогащением около 20%, произведенных в стране, ~74 кг было разбавлено в начале 2014 года до уровня ниже 3,67%. С того времени в Иране оставалось около 228 кг урана обогащением до 19,75%.
Согласно СВПД, все оставшееся количество урана этой степени обогащения должно быть использовано для производства топлива Тегеранского исследовательского реактора или разбавлено, либо вывезено за пределы страны по контрактам, предусматривающим встречные поставки Ирану эквивалентных объемов природного урана.
Эти ограничения касаются всех химических соединений среднеобогащенного урана (гексафторид разделительного производства и оксиды, получаемые в конечном итоге из побочных продуктов конверсии и фабрикации пластинчатого топлива и мишеней).
Соглашение с Ираном также предусматривает контроль МАГАТЭ над количеством и перемещениями уранового концентрата, производимого в стране или импортируемого. Прежде всего, международная организация проследит, чтобы весь концентрат поступал на задекларированные мощности конверсии (на сегодня — только в Исфахан).
ПОЛИТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ СВПД
Тегеран пошел на компромисс с зарубежными оппонентами в первую очередь ради снятия санкций. По данным специального доклада CRS, аналитической группы Конгресса США, о ситуации в Иране, в первой половине нынешнего десятилетия, после введения нового пакета санкций (см. Табл. 2), добыча нефти в стране снизилась с 4,1 до 2,7 млн баррелей в сутки (в середине 1970-х годов она превышала 6 млн), а ее экспорт рухнул более чем вдвое: с 2,5 млн баррелей в сутки в 2011 финансовом году (начинается в марте) до 1,1 млн в 2013 году.
В результате еще до снижения нефтяных цен доходы Ирана от продажи нефти (важнейший источник — до половины бюджета) сократились на 60–70%. Затормозилось и развитие других важнейших отраслей, в том числе одной из перспективнейших для Ирана — газовой. В то же время из-за замораживания активов и ограничений на транзакции Иран недополучал доходы даже от резко упавшего экспорта.
Для сохранения положительного сальдо торгового баланса власти сдерживали импорт, что негативно сказалось на потребительском рынке. Росли инфляция (50–70% в год) и безработица (~20%, а среди молодежи — около 30%). В 2012–2013 годах неофициальный курс национальной валюты снизился на ~60%. С 2014 года ко всему перечисленному добавилось резкое падение цен на нефть.
Санкции душили иранскую экономику, снижали жизненный уровень и популярность наиболее консервативного крыла власти, подпитывая всякого рода оппозиционные настроения. Это стало одним из факторов, способствовавших уступке консервативными клерикалами некоторых позиций во власти, прежде всего поста президента (в конце 2013 года) и части мест в однопалатном парламенте (после февральских выборов 2016 года), которые перешли к представителям в целом более умеренных политических сил.
Показательным стало само согласие верховной власти Ирана на весьма радикальный компромисс с Западом и неизбежно вытекающую из него бóльшую открытость миру. Впрочем, всякого рода государственные и окологосударственные компании и фонды, контролируемые клерикальной политической и силовой элитой и составляющие основу иранской экономики, получают от этого немалый экономический выигрыш.
Перемены во власти и небольшое ослабление санкций после промежуточных договоренностей по Иранской ядерной программе, достигнутых в конце 2013 года, позитивно сказались на экономике. Несмотря на резкое снижение цен на нефть, в 2015 году ВВП стабилизировался.
В нынешнем году, на фоне радикального снятия санкций, размораживания зарубежных авуаров (на $115 млрд из которых, однако, ~$60 млрд причитается кредиторам Ирана) власти и международные организации ожидают повышенного притока инвестиций и экономического роста. По оценкам Всемирного банка, в ближайшие годы ежегодный рост ВВП может составить 3,5–5,5%.
В результате еще до снижения нефтяных цен доходы Ирана от продажи нефти (важнейший источник — до половины бюджета) сократились на 60–70%. Затормозилось и развитие других важнейших отраслей, в том числе одной из перспективнейших для Ирана — газовой. В то же время из-за замораживания активов и ограничений на транзакции Иран недополучал доходы даже от резко упавшего экспорта.
Для сохранения положительного сальдо торгового баланса власти сдерживали импорт, что негативно сказалось на потребительском рынке. Росли инфляция (50–70% в год) и безработица (~20%, а среди молодежи — около 30%). В 2012–2013 годах неофициальный курс национальной валюты снизился на ~60%. С 2014 года ко всему перечисленному добавилось резкое падение цен на нефть.
Санкции душили иранскую экономику, снижали жизненный уровень и популярность наиболее консервативного крыла власти, подпитывая всякого рода оппозиционные настроения. Это стало одним из факторов, способствовавших уступке консервативными клерикалами некоторых позиций во власти, прежде всего поста президента (в конце 2013 года) и части мест в однопалатном парламенте (после февральских выборов 2016 года), которые перешли к представителям в целом более умеренных политических сил.
Показательным стало само согласие верховной власти Ирана на весьма радикальный компромисс с Западом и неизбежно вытекающую из него бóльшую открытость миру. Впрочем, всякого рода государственные и окологосударственные компании и фонды, контролируемые клерикальной политической и силовой элитой и составляющие основу иранской экономики, получают от этого немалый экономический выигрыш.
Перемены во власти и небольшое ослабление санкций после промежуточных договоренностей по Иранской ядерной программе, достигнутых в конце 2013 года, позитивно сказались на экономике. Несмотря на резкое снижение цен на нефть, в 2015 году ВВП стабилизировался.
В нынешнем году, на фоне радикального снятия санкций, размораживания зарубежных авуаров (на $115 млрд из которых, однако, ~$60 млрд причитается кредиторам Ирана) власти и международные организации ожидают повышенного притока инвестиций и экономического роста. По оценкам Всемирного банка, в ближайшие годы ежегодный рост ВВП может составить 3,5–5,5%.
Следующие важнейшие обязательства Ирана касаются комплекса в Араке. В соответствии с СВПД, проект реактора IR-40, строительство которого в последние годы было приостановлено, подлежит существенному изменению с целью минимизации наработки плутония (c ~9 кг в год в первоначальном проекте до ~1 кг) при снижении его качества в регламентированном режиме работы (в частности, снижение содержания 239Pu до 78% и повышение доли 240Pu).
Концептуальный проект нового реактора предусматривает, среди прочего, использование в качестве оксидного топлива около 350 кг низкообогащенного (до 3,67%) урана вместо природного; снижение тепловой мощности как минимум вдвое (до 20 МВт, с соответствующим уменьшением до 78 числа топливных сборок, включающих по 12 твэлов); уменьшение объема тяжелой воды (до 60–70 тонн) и снижение проектных термодинамических параметров теплоносителя.
Переделка реактора должна осуществляться с максимально возможным использованием уже построенных элементов IR-40, не противоречащих новому проекту. В течение 15 лет Иран обязался не строить других тяжеловодных реакторов, кроме модифицированного в Араке.
Помимо тяжеловодного реактора и обогащения урана, предметом наибольшего беспокойства за рубежом были иранские планы переработки ОЯТ, прежде всего проект радиохимического комплекса в Араке, который первоначально предусматривал возможность извлечения не только коротко-, но и долгоживущих изотопов (прежде всего, предположительно, плутония) из ОЯТ реактора IR-40. СВПД предусматривает значительные ограничения, препятствующие этому.
Иран обязался в течение минимум 15 лет полностью отказаться от переработки ОЯТ, включая НИОКР в этой сфере. При этом Тегеран обещал не создавать установки, приспособленные для извлечения урана, плутония и нептуния из ОЯТ, не производить и не приобретать 233U и 237Np, металлический уран и сепарированный плутоний или их сплавы, не проводить каких-либо НИОКР по металлургии урана и плутония, а также получению изделий из них. Переработка и утилизация облученных топливных сборок может осуществляться только за пределами страны.
В Иране допустима лишь разделка облученных мишеней исследовательских реакторов с целью получения медицинских и промышленных изотопов. При этом на территории Ирана могут использоваться экранированные перчаточные боксы, горячие и экранированные камеры объемом менее 6 м³, отвечающие определенным техническим параметрам, зафиксированным в Дополнительном протоколе к Соглашению о гарантиях с МАГАТЭ.
Оборудование, рассчитанное на больший объем, может строиться лишь при ясном обосновании Тегераном такой необходимости и только по специальному разрешению Совместной комиссии (СК), образованной в соответствии с СВПД для выполнения подобных функций по разным аспектам соглашения.
Концептуальный проект нового реактора предусматривает, среди прочего, использование в качестве оксидного топлива около 350 кг низкообогащенного (до 3,67%) урана вместо природного; снижение тепловой мощности как минимум вдвое (до 20 МВт, с соответствующим уменьшением до 78 числа топливных сборок, включающих по 12 твэлов); уменьшение объема тяжелой воды (до 60–70 тонн) и снижение проектных термодинамических параметров теплоносителя.
Переделка реактора должна осуществляться с максимально возможным использованием уже построенных элементов IR-40, не противоречащих новому проекту. В течение 15 лет Иран обязался не строить других тяжеловодных реакторов, кроме модифицированного в Араке.
Помимо тяжеловодного реактора и обогащения урана, предметом наибольшего беспокойства за рубежом были иранские планы переработки ОЯТ, прежде всего проект радиохимического комплекса в Араке, который первоначально предусматривал возможность извлечения не только коротко-, но и долгоживущих изотопов (прежде всего, предположительно, плутония) из ОЯТ реактора IR-40. СВПД предусматривает значительные ограничения, препятствующие этому.
Иран обязался в течение минимум 15 лет полностью отказаться от переработки ОЯТ, включая НИОКР в этой сфере. При этом Тегеран обещал не создавать установки, приспособленные для извлечения урана, плутония и нептуния из ОЯТ, не производить и не приобретать 233U и 237Np, металлический уран и сепарированный плутоний или их сплавы, не проводить каких-либо НИОКР по металлургии урана и плутония, а также получению изделий из них. Переработка и утилизация облученных топливных сборок может осуществляться только за пределами страны.
В Иране допустима лишь разделка облученных мишеней исследовательских реакторов с целью получения медицинских и промышленных изотопов. При этом на территории Ирана могут использоваться экранированные перчаточные боксы, горячие и экранированные камеры объемом менее 6 м³, отвечающие определенным техническим параметрам, зафиксированным в Дополнительном протоколе к Соглашению о гарантиях с МАГАТЭ.
Оборудование, рассчитанное на больший объем, может строиться лишь при ясном обосновании Тегераном такой необходимости и только по специальному разрешению Совместной комиссии (СК), образованной в соответствии с СВПД для выполнения подобных функций по разным аспектам соглашения.
К началу 2016 года Иран привел свою ядерную программу в соответствие с требованиями, предусмотренными СВПД для начала реализации соглашения. В частности, были вывезены из страны излишки низкообогащенного урана, а остатки среднеобогащенного переведены в форму оксидного топлива или отправлены за рубеж (большая часть урана разного обогащения отправлена в Россию); действующие мощности обогащения были уменьшены почти вчетверо, вся деятельность по разделению изотопов урана сосредоточилась в Натанзе и была поставлена под инспекционный и постоянный технический контроль МАГАТЭ; был заключен контракт на вывоз избыточного объема тяжелой воды; каландр с активной зоной реактора в Араке был демонтирован и заполнен бетоном; прекратилось производство и тестирование топлива из природного урана; Тегеран отказался от планов развития переработки и так далее.
16 января 2016 года МАГАТЭ выпустило доклад, в котором констатировало выполнение перечисленных и других требований. В соответствии с Резолюцией № 2231, этот день считается Днем начала реализации СВПД, от которого отсчитываются сроки большинства ограничений, наложенных на ядерную программу Ирана. С этого же времени прекратилось действие различных санкций ООН, США и ЕС, напрямую связанных с ядерной программой Ирана.
Хотя ряд санкций формально остается в силе, они фактически синхронно приостанавливаются на разных юридических основаниях. В то же время Иран обязуется добровольно соблюдать Дополнительный протокол к Соглашению о гарантиях с МАГАТЭ до момента ратификации протокола иранским парламентом, формальная процедура которой должна быть запущена самое позднее в октябре 2023 года. Документ подразумевает допуск МАГАТЭ не только к задекларированным ядерным объектам и материалам, но и к прочим, которые могут заинтересовать агентство.
16 января 2016 года МАГАТЭ выпустило доклад, в котором констатировало выполнение перечисленных и других требований. В соответствии с Резолюцией № 2231, этот день считается Днем начала реализации СВПД, от которого отсчитываются сроки большинства ограничений, наложенных на ядерную программу Ирана. С этого же времени прекратилось действие различных санкций ООН, США и ЕС, напрямую связанных с ядерной программой Ирана.
Хотя ряд санкций формально остается в силе, они фактически синхронно приостанавливаются на разных юридических основаниях. В то же время Иран обязуется добровольно соблюдать Дополнительный протокол к Соглашению о гарантиях с МАГАТЭ до момента ратификации протокола иранским парламентом, формальная процедура которой должна быть запущена самое позднее в октябре 2023 года. Документ подразумевает допуск МАГАТЭ не только к задекларированным ядерным объектам и материалам, но и к прочим, которые могут заинтересовать агентство.
ПЛАНИРУЕМЫЕ ПРОЕКТЫ
В первые месяцы после согласования СВПД Россия оставалась наиболее активным зарубежным игроком на иранском атомном рынке. Москва практически обеспечила вывоз излишков ядерных материалов из Ирана, что позволило Тегерану выполнить условия СВПД уже к началу 2016 года.
Помимо этого, Росатом видит для себя еще несколько первоочередных проектов в иранской отрасли, в том числе строительство новых ядерных энергоблоков, участие в переделке реактора в Араке, реконфигурацию каскадов в Фордо для производства стабильных изотопов.
Привлечение России к реконфигурации двух каскадов разделительного завода в Фордо прямо предусмотрено Резолюцией № 2231. Во второй половине 2015 года начались проработка технического проекта и согласование условий реализации. Однако масштабы этого проекта, конечно, незначительны по сравнению со строительством новых энергоблоков российской конструкции в Иране.
Еще в ноябре 2014 года был подписан дополнительный протокол к упомянутому выше межправительственному соглашению 1992 года, предусматривающий строительство в Иране восьми энергоблоков ВВЭР, в том числе четырех на новой площадке, а остальных — в Бушере. Тогда же дочерние структуры Росатома и ОАЭИ заключили контракт на сооружение второй очереди АЭС «Бушер», включающей два новых блока ВВЭР‑1000.
И для России, и для Ирана проект может оказаться более рентабельным, чем «Бушер‑1», поскольку не требует состыковки разнородного оборудования и даст экономию на инфраструктуре за счет парного строительства блоков в районе уже действующей площадки.
В 2015 году проводились подготовительные мероприятия для осуществления проекта. В конце декабря 2015 года «Атомэнергопроект» получил заказ на разработку техпроекта «Бушер‑2». В нынешнем году начинаются создание обеспечивающей инфраструктуры и работы на площадке.
Помимо этого, Росатом видит для себя еще несколько первоочередных проектов в иранской отрасли, в том числе строительство новых ядерных энергоблоков, участие в переделке реактора в Араке, реконфигурацию каскадов в Фордо для производства стабильных изотопов.
Привлечение России к реконфигурации двух каскадов разделительного завода в Фордо прямо предусмотрено Резолюцией № 2231. Во второй половине 2015 года начались проработка технического проекта и согласование условий реализации. Однако масштабы этого проекта, конечно, незначительны по сравнению со строительством новых энергоблоков российской конструкции в Иране.
Еще в ноябре 2014 года был подписан дополнительный протокол к упомянутому выше межправительственному соглашению 1992 года, предусматривающий строительство в Иране восьми энергоблоков ВВЭР, в том числе четырех на новой площадке, а остальных — в Бушере. Тогда же дочерние структуры Росатома и ОАЭИ заключили контракт на сооружение второй очереди АЭС «Бушер», включающей два новых блока ВВЭР‑1000.
И для России, и для Ирана проект может оказаться более рентабельным, чем «Бушер‑1», поскольку не требует состыковки разнородного оборудования и даст экономию на инфраструктуре за счет парного строительства блоков в районе уже действующей площадки.
В 2015 году проводились подготовительные мероприятия для осуществления проекта. В конце декабря 2015 года «Атомэнергопроект» получил заказ на разработку техпроекта «Бушер‑2». В нынешнем году начинаются создание обеспечивающей инфраструктуры и работы на площадке.
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ САНКЦИЙ
Ядерная сделка Ирана с «активом» ведущих государств, формально представляемых СБ ООН, стала компромиссом для обеих сторон, хотя наибольших уступок потребовала все же от Тегерана.
Уступка международному сообществу заключается в том, что Тегеран приостановил развитие ядерных технологий двойного назначения и отказался (по меньшей мере временно) от попыток самостоятельного развития некоторых сфер атомной отрасли. К «жертвам» Ирана относятся: отказ от переработки ОЯТ, от строительства реактора-наработчика, от НИОКР по металлическому урану и плутонию и так далее.
Важной задачей, которую решали при этом зарубежные оппоненты Тегерана, стало «удлинение пути» Тегерана до гипотетического создания ядерного заряда (в частности, в отношении получения оружейного материала — с 2–3 месяцев до примерно года). Это выражается, во‑первых, в ограничении производственных мощностей; во‑вторых, в замораживании иранских разработок в ряде сфер двойного назначения; в‑третьих, в некоторых технических требованиях к разрешенной деятельности.
К последним можно отнести, например, минимизацию запасов обогащенного урана; требование к переводу значительной их части в оксиды и готовое топливо вкупе с ограничениями на обратную конверсию; переделку реактора в Араке, временное табу на дальнейшее развитие тяжеловодной технологии и прочее.
Со всем перечисленным связана и другая уступка Тегерана — согласие на реальный и дотошный контроль со стороны МАГАТЭ и СБ ООН. Такой контроль обеспечивает достаточно высокую вероятность того, что Тегеран в обозримом будущем не свернет в своей ядерной программе «не в ту сторону».
В то же время зарубежные оппоненты Ирана также пошли на компромисс: их позиция по ряду вопросов изменилась по сравнению с первоначальной.
Ядерная сделка Ирана с «активом» ведущих государств, формально представляемых СБ ООН, стала компромиссом для обеих сторон, хотя наибольших уступок потребовала все же от Тегерана.
Уступка международному сообществу заключается в том, что Тегеран приостановил развитие ядерных технологий двойного назначения и отказался (по меньшей мере временно) от попыток самостоятельного развития некоторых сфер атомной отрасли. К «жертвам» Ирана относятся: отказ от переработки ОЯТ, от строительства реактора-наработчика, от НИОКР по металлическому урану и плутонию и так далее.
Важной задачей, которую решали при этом зарубежные оппоненты Тегерана, стало «удлинение пути» Тегерана до гипотетического создания ядерного заряда (в частности, в отношении получения оружейного материала — с 2–3 месяцев до примерно года). Это выражается, во‑первых, в ограничении производственных мощностей; во‑вторых, в замораживании иранских разработок в ряде сфер двойного назначения; в‑третьих, в некоторых технических требованиях к разрешенной деятельности.
К последним можно отнести, например, минимизацию запасов обогащенного урана; требование к переводу значительной их части в оксиды и готовое топливо вкупе с ограничениями на обратную конверсию; переделку реактора в Араке, временное табу на дальнейшее развитие тяжеловодной технологии и прочее.
Со всем перечисленным связана и другая уступка Тегерана — согласие на реальный и дотошный контроль со стороны МАГАТЭ и СБ ООН. Такой контроль обеспечивает достаточно высокую вероятность того, что Тегеран в обозримом будущем не свернет в своей ядерной программе «не в ту сторону».
В то же время зарубежные оппоненты Ирана также пошли на компромисс: их позиция по ряду вопросов изменилась по сравнению с первоначальной.
АТОМНАЯ ЭНЕРГЕТИКА ИРАНА
Первой и весьма символичной уступкой Исламской Республике стала «легитимизация» деятельности по обогащению урана и соответствующих НИОКР — сохранение определенных наработок страны в этой области. Хотя на активность в этой сфере были наложены жесткие количественные и качественные ограничения, это, тем не менее, стало успехом Тегерана, потому что прежние резолюции Совета Безопасности ООН подразумевали полное прекращение в Исламской Республике какой-либо деятельности такого рода.
В мире не так много неядерных держав, которым удалось добиться официального признания права на обогащение урана, скрепленного подписями МАГАТЭ и «актива» ООН, включая США. Вашингтон традиционно всеми силами препятствует наделению таким правом даже своих союзников.
В разряд легитимных в Иране попала и конверсия, которая тоже рассматривается как «чувствительная» технология и, хотя и связана производственной цепью с изотопным разделением, отнюдь не во всех странах существует в паре с ним. Тегерану, таким образом, удалось сохранить работающий, хотя и небольшой, технологический комплекс в «эксклюзивной» сфере ядерно-топливного цикла.
Вторая уступка Тегерану состоит в том, что большинство ограничений, накладываемых Резолюцией СБ ООН № 2231, имеют определенные сроки: в диапазоне от восьми до 15 лет. По истечении (а в ряде вопросов раньше) этих сроков Иран может получить значительно бóльшую свободу в развитии своей атомной отрасли: ограничения сохранятся лишь в некоторых вопросах и будут носить сугубо добровольный, декларативный характер.
Фактически предполагается, что Иран должен за это время заслужить доверие мирового сообщества, после чего к нему может применяться точно такой же режим, как ко многим государствам, обладающим ядерной энергетикой, но не имеющим ядерного оружия. При этом максимум через 10 лет (еще до истечения всех ограничений, при условии их соблюдения) предполагается полная отмена всех антиядерных санкций.
Третья уступка Тегерану заключается в снятии барьеров для импорта многих передовых зарубежных технологий, которые в перспективе могут принести иранской атомной отрасли гораздо больше пользы, чем попытки самостоятельно изобретать ядерный велосипед с ограниченной помощью извне. Ценой этого стал отказ Ирана от самостоятельности в осуществлении ядерной программы, полная подконтрольность последней МАГАТЭ.
В стратегическим плане Иран может выиграть, существенно модернизировав и усложнив свою атомную отрасль. Возникает вопрос: как он распорядится плодами этой модернизации в будущем, когда ряд формальных ограничений на его деятельность в атомной сфере будет снят?
Наконец, самым важным шагом навстречу Ирану стала весьма оперативная и скоординированная (учитывая различия интересов сторон сделки) отмена многих экономических санкций. Снятие этого груза с иранской экономики, очевидно, придаст ей ощутимый импульс.
В мире не так много неядерных держав, которым удалось добиться официального признания права на обогащение урана, скрепленного подписями МАГАТЭ и «актива» ООН, включая США. Вашингтон традиционно всеми силами препятствует наделению таким правом даже своих союзников.
В разряд легитимных в Иране попала и конверсия, которая тоже рассматривается как «чувствительная» технология и, хотя и связана производственной цепью с изотопным разделением, отнюдь не во всех странах существует в паре с ним. Тегерану, таким образом, удалось сохранить работающий, хотя и небольшой, технологический комплекс в «эксклюзивной» сфере ядерно-топливного цикла.
Вторая уступка Тегерану состоит в том, что большинство ограничений, накладываемых Резолюцией СБ ООН № 2231, имеют определенные сроки: в диапазоне от восьми до 15 лет. По истечении (а в ряде вопросов раньше) этих сроков Иран может получить значительно бóльшую свободу в развитии своей атомной отрасли: ограничения сохранятся лишь в некоторых вопросах и будут носить сугубо добровольный, декларативный характер.
Фактически предполагается, что Иран должен за это время заслужить доверие мирового сообщества, после чего к нему может применяться точно такой же режим, как ко многим государствам, обладающим ядерной энергетикой, но не имеющим ядерного оружия. При этом максимум через 10 лет (еще до истечения всех ограничений, при условии их соблюдения) предполагается полная отмена всех антиядерных санкций.
Третья уступка Тегерану заключается в снятии барьеров для импорта многих передовых зарубежных технологий, которые в перспективе могут принести иранской атомной отрасли гораздо больше пользы, чем попытки самостоятельно изобретать ядерный велосипед с ограниченной помощью извне. Ценой этого стал отказ Ирана от самостоятельности в осуществлении ядерной программы, полная подконтрольность последней МАГАТЭ.
В стратегическим плане Иран может выиграть, существенно модернизировав и усложнив свою атомную отрасль. Возникает вопрос: как он распорядится плодами этой модернизации в будущем, когда ряд формальных ограничений на его деятельность в атомной сфере будет снят?
Наконец, самым важным шагом навстречу Ирану стала весьма оперативная и скоординированная (учитывая различия интересов сторон сделки) отмена многих экономических санкций. Снятие этого груза с иранской экономики, очевидно, придаст ей ощутимый импульс.
ЦЕПОЧКА ОБОГАЩЕНИ
Снятие санкций вызвало активизацию иностранных инвесторов, многие из которых начали переговоры, не дожидаясь официальной отмены ограничений на экономическое сотрудничество с Ираном. В последние месяцы заключен ряд масштабных сделок и соглашений в разных отраслях.
Например, с начала нынешнего года подписаны контракты иранских компаний с итальянским производителем металлургического оборудования Daneili на $2 млрд, с французской автомобилестроительной компаний Peugeot — на $440 млн, достигнуты предварительные договоренности о поставках газотурбинных установок и организации их производства в Иране с немецкой Siemens и так далее.
На этом фоне Россия не особенно выделяется. Масштабы российско-иранского экономического сотрудничества и прежде не соответствовали сравнительно тесному политическому взаимодействию: Москва занимала одно из последних мест по товарообороту среди значимых торговых партнеров Ирана.
После снятия санкций с Тегерана вряд ли стоит рассчитывать на улучшение этой ситуации, поскольку у Ирана резко увеличивается выбор — как контрагентов, так и порядка осуществления сделок и расчетов (раньше Тегерану приходилось использовать различные схемы для обхода санкций, включая связанные кредиты, бартер, продажу иранского сырья за валюту страны-покупателя, проведение транзакций через Объединенные Арабские Эмираты и другие страны и тому подобное).
В результате, как сообщает ряд СМИ, например «Коммерсантъ», иранцы начали выдвигать новые условия к достигнутым ранее договоренностям, касающиеся, в частности, снижения цен, дополнительного кредитования контрактов российской стороной и прочее. Не случайно значительная часть предварительных соглашений, заключенных за последние пару лет российскими и иранскими компаниями, остаются нереализованными.
Учитывая все это, можно будет считать удачей, если Россия удержится в первой десятке торговых партнеров Ирана (в последние два года Москва из нее выпала). Есть, однако, отдельные сферы, где Россия занимает особое место и имеет шанс сохранить его хотя бы в ближайшем будущем. К ним относятся атомная отрасль и поставки Ирану военной техники (последние все еще остаются под западными санкциями).
До снятия антиядерных санкций с Ирана Россия была едва ли не эксклюзивным поставщиком атомных технологий в эту страну. Росатом практически не испытывал конкуренции ни по качеству, ни по цене, поскольку большинство других поставщиков были в принципе не готовы работать на этом рынке.
Например, с начала нынешнего года подписаны контракты иранских компаний с итальянским производителем металлургического оборудования Daneili на $2 млрд, с французской автомобилестроительной компаний Peugeot — на $440 млн, достигнуты предварительные договоренности о поставках газотурбинных установок и организации их производства в Иране с немецкой Siemens и так далее.
На этом фоне Россия не особенно выделяется. Масштабы российско-иранского экономического сотрудничества и прежде не соответствовали сравнительно тесному политическому взаимодействию: Москва занимала одно из последних мест по товарообороту среди значимых торговых партнеров Ирана.
После снятия санкций с Тегерана вряд ли стоит рассчитывать на улучшение этой ситуации, поскольку у Ирана резко увеличивается выбор — как контрагентов, так и порядка осуществления сделок и расчетов (раньше Тегерану приходилось использовать различные схемы для обхода санкций, включая связанные кредиты, бартер, продажу иранского сырья за валюту страны-покупателя, проведение транзакций через Объединенные Арабские Эмираты и другие страны и тому подобное).
В результате, как сообщает ряд СМИ, например «Коммерсантъ», иранцы начали выдвигать новые условия к достигнутым ранее договоренностям, касающиеся, в частности, снижения цен, дополнительного кредитования контрактов российской стороной и прочее. Не случайно значительная часть предварительных соглашений, заключенных за последние пару лет российскими и иранскими компаниями, остаются нереализованными.
Учитывая все это, можно будет считать удачей, если Россия удержится в первой десятке торговых партнеров Ирана (в последние два года Москва из нее выпала). Есть, однако, отдельные сферы, где Россия занимает особое место и имеет шанс сохранить его хотя бы в ближайшем будущем. К ним относятся атомная отрасль и поставки Ирану военной техники (последние все еще остаются под западными санкциями).
До снятия антиядерных санкций с Ирана Россия была едва ли не эксклюзивным поставщиком атомных технологий в эту страну. Росатом практически не испытывал конкуренции ни по качеству, ни по цене, поскольку большинство других поставщиков были в принципе не готовы работать на этом рынке.
ОБОГАТИТЕЛЬНЫЕ МОЩНОСТИ
Однако, как и в других отраслях, устранение санкций меняет положение, открывая путь на иранский рынок конкурентам российских атомщиков. В том числе и ставшим в последние годы вездесущими на атомных рынках китайцам, уже претендующим на некоторые подряды в иранской отрасли, в частности, связанные с переделкой реактора в Араке и строительством на побережье Оманского залива малых модульных легководных реакторов, конструкция которых приспособлена для опреснения морской воды.
Как показывает практика других стран, Китай отличается повышенной готовностью (и возможностями) кредитовать покупателей своих ядерных технологий и выступать, если необходимо, в качестве инвестора проектов. Следует принять во внимание и тесный альянс китайских атомных госкомпаний с рядом западных поставщиков (Westinghouse, EDF и Areva): последние могут прийти на иранский рынок не только самостоятельно, но и в тандеме с китайцами.
В принципе для Росатома появление конкурентов не смертельно: как свидетельствует заметно распухший в последние годы портфель зарубежных заказов госкорпорации, она весьма успешно конкурирует и на тех рынках, доступ к которым других глобальных поставщиков не ограничен. Более того, в Иране Росатом пока имеет фору: от меморандумов и тендеров до коммерческих контрактов на поставки ядерных технологий обычно проходят годы, в Иране же западные поставщики, особенно из США, будут соблюдать двойную осторожность, пока не развеются все сомнения в соблюдении Тегераном СВПД.
В это время Россия может развивать свою экспансию на атомном рынке Ирана в уже отработанном русле достигнутых соглашений и опираясь на успешный опыт практической реализации проектов в Иране. Очевидно, в дальнейшем конкурентные позиции России на иранском атомном рынке будут во многом зависеть от того, сможет ли Росатом форсировать реализацию уже достигнутых договоренностей и заключение новых коммерческих соглашений в начальный период после снятия антиядерных санкций, пока зарубежные конкуренты объективно отстают.
Как показывает практика других стран, Китай отличается повышенной готовностью (и возможностями) кредитовать покупателей своих ядерных технологий и выступать, если необходимо, в качестве инвестора проектов. Следует принять во внимание и тесный альянс китайских атомных госкомпаний с рядом западных поставщиков (Westinghouse, EDF и Areva): последние могут прийти на иранский рынок не только самостоятельно, но и в тандеме с китайцами.
В принципе для Росатома появление конкурентов не смертельно: как свидетельствует заметно распухший в последние годы портфель зарубежных заказов госкорпорации, она весьма успешно конкурирует и на тех рынках, доступ к которым других глобальных поставщиков не ограничен. Более того, в Иране Росатом пока имеет фору: от меморандумов и тендеров до коммерческих контрактов на поставки ядерных технологий обычно проходят годы, в Иране же западные поставщики, особенно из США, будут соблюдать двойную осторожность, пока не развеются все сомнения в соблюдении Тегераном СВПД.
В это время Россия может развивать свою экспансию на атомном рынке Ирана в уже отработанном русле достигнутых соглашений и опираясь на успешный опыт практической реализации проектов в Иране. Очевидно, в дальнейшем конкурентные позиции России на иранском атомном рынке будут во многом зависеть от того, сможет ли Росатом форсировать реализацию уже достигнутых договоренностей и заключение новых коммерческих соглашений в начальный период после снятия антиядерных санкций, пока зарубежные конкуренты объективно отстают.
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ НОМЕРА
